 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
обстоятельства, подвергающие риску его блага как экономической единицы. Научиться избегать этого -
значит стать «чистым» человеком, человеком «со здравым смыслом».
4. Сравнительный обзор мира юрок
В соответствии с ранее применяемыми критериями классификации миры сиу и юрок - это
примитивные миры. Они высоко этноцентричны, озабочены исключительно племенным
самоуправлением в отношении ограниченного сегмента природы и созданием достаточного количества
подходящих орудий и соответствующей магии. Мы установили, что мир индейцев юрок ориентирован
по предостерегающе-центростремительным линиям, тогда как мир сиу характеризуется мощной
центробежностью.
Как общество индейцы юрок почти не имели иерархической организации. Ставка делалась на
взаимную бдительность в ежедневном соблюдении мельчайших различий стоимости. Практически у
юрок не существовало «национального» чувства и, как я забыл указать, никакого вкуса к войне.
Подобно тому, как индеец юрок мог верить в то, что «видеть» лосося означало заставить его прийти, он
так же, по-видимому, принимал на веру, что способен не допустить войны, просто «не видя»
потенциальных врагов. Известно, что живущие в верхнем течении Кламата племена юрок игнорировали
враждебные индейские племена, которые пересекали их территорию, чтобы вести войну с другими
юрок в низовьях реки. Война была делом тех, кого она непосредственно затрагивала, а не вопросом
национальной или племенной лояльности.
Итак, индейцы юрок чувствовали себя безопасно в созданной ими системе избеганий, а именно,
избеганий быть втянутым в драку, в осквернение, в невыгодную сделку.
Жизнь каждого индейца начиналась с раннего отлучения от материнской груди и последующего
предписания (мальчикам) избегать матери, не заходить на ее жилую половину и вообще остерегаться
коварных женщин. Мифология юрок изгоняет создателя из этого мира, изобразив его пойманным в
ловушку и насильно похищенным женщиной. Хотя страх быть пойманным в ловушку таким образом
господствовал в их избеганиях, индейцы юрок жили с постоянным намерением вырвать преимущество
у другого.
В мире юрок реку Кламат можно уподобить пищевому каналу, а ее устье - рту и горлу,
постоянно открытым в направлении горизонта, откуда приходит лосось. И образ мира юрок
настоятельно предлагает оральный модус инкорпорации. На протяжении всего года молитвы племени
юрок уходят к горизонту, уверяя в смирении и отрицая желание принести вред. Однако раз в год юрок
слезными мольбами приманивают своего бога обратно в этот мир, и продолжается это ровно столько,
сколько нужно для того, чтобы расположить бога к себе и... поймать его лосося. Так же как мир сиу
находит свое высшее выражение в представлениях, обрамляющих танец Солнца, мир юрок инсценирует
все стоящее за ним в течение тех наполненных восторгом дней, когда с предельным коллективным
напряжением и организацией община строит запруду для рыбы. Постепенно смыкаясь, как если бы они
были гигантскими челюстями,
две части запруды наращивались с противоположных берегов реки.
Челюсти смыкаются, - и добыча в ловушке. Создатель в очередной раз омолаживает этот мир, без
особой охоты передавая ему свои способности, чтобы в итоге оказаться изгнанным еще на год. Опять
же, как и в случае племени сиу, эта обрядовая кульминация наступает за циклом ритуалов, которые
касаются зависимости людей от сверхъестественных кормильцев. В то же время обряд представляет
собой грандиозную коллективную игру на темы самой ранней опасности в жизненном цикле
индивидуума: онтогенетическая утрата материнской груди на стадии кусания соответствует
филогенетической опасности потерять прямые поставки лосося из океана. Здесь неизбежно
напрашивается вывод, что великие темы плодовитости и плодородия находят свое символическое
выражение в приравнивании священного лосося отцовскому фаллосу и соску материнской груди:
органам, один из которых порождает жизнь, а другой питает ее.
Во время празднеств омоложения, то есть когда молитва юрок подкреплялась «искусственными
челюстями», никому не разрешалось плакать, ибо всякий, кто заплакал бы, не прожил бы и года.
Взамен, «с окончанием строительства запруды наступает период свободы. Шуткам, насмешкам и брани
дают волю, а хорошее настроение не допускает преступления. С приходом ночи воспламеняются
страсти любовников» (Кр¸бер). Единственный раз, в это время, индеец юрок вел себя столь же
распущенно, как и его фаллический создатель, гордясь тем, что благодаря хитроумной смеси
инженерного искусства и покаяния ему снова удалось совершить подвиг своего народа: поймать лосося
- и все равно иметь его в следующем году.
