 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
соответствие с требованиями общества, он может только убить его. А дело в том, что
эротизм предполагает преобладание мгновения над временем, личности над коллективом;
он утверждает разделение, а не связь, он противится любой регламентации; он содержит в
себе враждебное обществу начало. Нравы никогда не подчинялись суровости
установлений и законов; любовь во все времена утверждала себя вопреки им. В Греции и
Риме чувственный лик любви был обращен к молодым людям и куртизанкам;
одновременно плотская и платоническая куртуазная любовь предназначалась чужим
женам. Тристан — это эпопея адюльтера. На рубеже XIX—XX веков, когда миф о
женщине был создан заново, адюльтер становится темой всей литературы. Некоторые
писатели, как, например, Бернстайн, изо всех сил отстаивая буржуазные институты,
пытаются вернуть браку эротизм и любовь; но куда правдивее «Влюбленная» Порто-
Риша, где показана несовместимость этих двух систем ценностей. Адюльтер может
исчезнуть только вместе с браком. Ведь в некотором роде цель брака — привить мужчине
иммунитет против собственной жены, остальные же женщины сохраняют в его глазах
головокружительную привлекательность; к ним-то он и обращается. Женщины вступают в
заговор. Они восстают против порядка, стремящегося их полностью обезоружить. Чтобы
вырвать женщину у Природы, чтобы подчинить ее мужчине с помощью церемоний и
контрактов, в ней признают человеческую личность
1 Мы видели, что и в Древней Греции, и в средние века это была тема многочисленных
жалоб и стенаний.
К оглавлению
230
и наделяют ее свободой. Но свобода — это как раз то, что не поддается никакому
подчинению; а если ее предоставляют существу, изначально обладающему губительной
мощью, она становится опасной. Опасность эта возрастает оттого, что мужчина
ограничивается полумерами; он принимает женщину в мужской мир, только делая ее
прислугой и лишая трансцендентности; и полученная ею в приданое свобода может найти
лишь негативное применение — она выражается в отказе от самой себя.
Только попав в неволю, женщина стала свободной; она отрекается от этой человеческой
привилегии, чтобы вновь обрести мощь природного объекта. Днем она лицемерно играет
роль послушной служанки, а ночью превращается в кошку, в лань; она снова покрывается
чешуей сирены или, оседлав метлу, улетает водить сатанинские хороводы. Иногда эту
ночную магию она обращает прямо на своего мужа; но куда предусмотрительнее скрыть
свои метаморфозы от хозяина; в качестве жертвы избираются посторонние; они не имеют
на нее прав, и для них она остается растением, источником, звездой, чародейкой.
Получается, что неверность — ее предназначение; это единственный конкретный лик,
который может обрести ее свобода. Она неверна даже независимо от своих желаний,
мыслей, сознания; раз ее воспринимают как объект, она попадает в распоряжение любой
субъективности, которая захочет ею завладеть; даже если ее запирают в гареме и прячут
под покрывалами, нельзя быть уверенным, что она ни у кого не возбудит желания — а
возбудить желание у постороннего уже значит нанести урон супругу и обществу. Но
кроме того, она часто сама становится сообщницей этой предопределенности; только
ложью и изменой может она доказать, что никому не принадлежит, и пойти наперекор
мужским притязаниям. Потому-то так быстро возбуждается мужская ревность; мы знаем
