 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
аналогичных организмах; значит, связь онтологического и сексуального должна иметь
какие-то постоянные параметры. В определенную эпоху технические средства,
экономическая и социальная структура некоего коллектива открывают всем своим членам
один и тот же мир — так возникает постоянное отношение между сексуальностью и
социальными формами; аналогичные индивиды, поставленные в аналогичные условия,
уловят в данности аналогичные значения. Эта теория не ведет к непременной
универсальности, но позволяет находить в индивидуальных историях всеобщие типы.
Символ не представляется нам аллегорией, разработанной таинственным
бессознательным, — это постижение определенного значения при посредстве аналога
означающего объекта. Из-за того что экзистенциальная ситуация всех людей идентична и
идентична «фактичность», с которой им приходится сталкиваться, для некоторого числа
живущих значения открываются одинаковым образом. Символика не упала с неба и не
вышла из земных недр — она была выработана, как и язык, человеческой
действительностью, которая одновременно является mitsein и разделением. Именно это
обстоятельство объясняет, почему в символике находится место и для индивидуального
вымысла — на практике психоаналитический метод вынужден это признать, даже если
это противоречит его доктрине. Данная перспектива позволяет нам, например, понять
ценность, обычно признаваемую за пенисом1, Эту ценность невозможно обосновать, если
не исходить из одного экзистенциального факта: тенденции субъекта к отчуждению.
Испытывая тревогу за свою свободу, субъект принимается искать себя в вещах, что есть
один из способов бегства от себя. Тенденция эта настолько фундаментальна, что сразу же
после отнятия от груди, когда ребенок отделяется от Всего, он старается в зеркалах, в
родительском взгляде уловить свое отчужденное существование.
В примитивном обществе люди отчуждаются в мане, в тотеме; цивилизованные люди — в
своей индивидуальной душе, своем «я», своем имени, собственности, работе — это первое
искуше-
• Мы подробнее остановимся на этом вопросе в т. 2, гл. 1.
79
ние неподлинного бытия. Пенис как нельзя больше пригоден, чтобы играть для
маленького мальчика роль «двойника», — он для него одновременно посторонний
предмет и он сам; это игрушка, кукла — и его собственная плоть; родители и няньки
обращаются с ним, как с маленьким человечком. Тогда понятно, что для ребенка он
становится alter
ego, которое обычно хитрее и умнее самого индивида1. Поскольку
функция мочеиспускания, а позже эрекция занимают промежуточное положение между
сознательными и самопроизвольными процессами, поскольку пенис представляет собой
капризный и почти посторонний источник субъективно ощущаемого удовольствия,
субъект полагает его как самого себя и нечто отличное от самого себя. В нем ощутимо
воплощается специфическая трансцендентность, и он становится источником гордости;
так как фаллос существует отдельно, человек может сделать частью своей
индивидуальности превосходящую его жизнь. Тогда понятно, что длина пениса, сила
напора при мочеиспускании, эрекции и эякуляции становятся для него мерой собственной
ценности2. Таким образом, не вызывает сомнения, что фаллос является телесным
воплощением трансцендентности, а поскольку не вызывает сомнения и то, что ребенок
чувствует себя трансцендируемым, то есть насильно лишенным трансцендентности
отцом, мы приходим к фрейдистской идее комплекса кастрации. Лишенная такого alter
