 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
конкретном образе; так, через постоянство места обитания он реализуется как единое
целое, идентичность которого поддерживается в дисперсии времени. Только
экзистенциальный подход позволяет понять сохранившуюся до наших дней
идентификацию рода, людей, семьи и собственности. Сельскохозяйственная община
противопоставляет мировоззрению кочевых племен, для которых существует только
мгновение, новое мировоззрение, которое видит жизнь уходящей корнями в прошлое и
захватывающей будущее: возникает поклонение тотемическому предку, давшему имя
членам рода, и род начинает серьезно интересоваться своими потомками — ведь в земле,
которую он им завещает и которую они будут обрабатывать, род переживет самого себя.
Община осознает себя как единое целое и хочет продлить свое существование за
пределами настоящего времени — она узнает себя в детях, признает их своими, в них
реализуется, в них же превосходит себя, Но первобытные люди, как правило, не
задумывались об участии отца в воспроизводстве; детей рассматривали как
перевоплощение духов предков, витающих вокруг определенных деревьев и скал, в
определенных священных местах и попадающих в тело женщины; порой предполагалось,
что такое проникновение возможно, только если женщина утратила девственность, однако
другие народы допускали, что оно может осуществиться и через ноздри или через рот; во
всяком случае, дефлорация имеет здесь второстепенное значение и по каким-то
мистическим причинам редко считается делом мужа. Мать же совершенно очевидно
необходима для рождения ребенка; она сохраняет и вскармливает зародыш в своем чреве,
через нее жизнь рода получает распространение в видимом мире. Таким образом,
выходит, что она играет роль первого плана. Очень часто дети принадлежат роду матери,
носят его имя и получают долю в его правах, в частности в пользовании землей,
находящейся во владении рода. Итак, общинная собственность передается по женской
линии; женщины распределяют поля и урожаи между членами рода, и наоборот, члены
рода получают тот или иной удел от своих матерей. Значит, можно заключить, что земля
мистическим образом принадлежит женщинам — они имеют одновременно религиозную
и законную власть над землей и ее продуктами. Связующие их узы теснее, чем
принадлежность; при материнском праве наблюдается самое настоящее отождествление
женщины и земли; в них обеих путем различных превращений воспроизводится
постоянство жизни — жизни, являющейся прежде всего способностью к порождению
нового.
98
Кочевники воспринимают рождение детей как явление случайное, а о богатствах земли и
вовсе ничего не знают; земледелец же восхищается тайной плодородия, кроющейся в
борозде пашни и в материнском чреве; он знает, что сам порожден так же, как скот или
хлеб, и хочет, чтобы его род продолжался в новых людях, которые увековечат его,
увековечивая плодовитость полей; вся природа представляется ему матерью; земля — это
женщина, а в женщине живет та же неведомая мощь, что и в земле1. Отчасти поэтому ей
были доверены сельскохозяйственные работы: если она способна призывать в свое чрево
духов предков, значит, у нее есть сила заставить засеянные поля в изобилии давать плоды
и колосья. В том и в другом случаях речь идет не о созидательном действии, но о
магическом заклинании. На этой стадии человек уже не ограничивается собирательством
плодов земли, но еще не знает своего могущества; он колеблется между техникой и
магией; он чувствует себя пассивным и зависимым от Природы, произвольно
отпускающей жизнь и смерть. Разумеется, он более или менее признает полезность
полового акта и техники, помогающей возделать землю, — но дети и урожай тем не менее
