 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
тревогу» (р. 79, выделение наше). Подобные рассуждения и доказательства весьма характерны для
сторонников проведения аналогии между неврозами животных и человека.
Лазарус, который сотрудничал с Вольпе в течение нескольких лет, высказал несколько
критических замечаний в его адрес. В ответ на сформулированное Вольпе (Wolpe, 1969) определение
поведенческой терапии как «использования экспериментально установленных принципов и парадигм
научения для преодоления неадаптивного поведения» (Lazarus, 1971) он задается вопросом:
«Что представляют собой так называемые «экспериментально установленные принципы
научения?» Применимы ли они к человеку в той же мере, как и к животным?.. Некоторые
установленные принципы могут действовать в лабораториях, в исследованиях на животных, что
касается их применения к человеческому поведению, возникает по меньшей мере несколько спорных
моментов» (pp. 3-4).
Здесь же Лазарус указывает, что, несмотря на полученные доказательства выученности
невротического поведения, это все еще гипотеза, в то же время Вольпе считает это установленным
фактом. Наконец, Лазарус критикует узость разработанного Вольпе подхода, в котором он рассматривает
людей как животных без коры головного мозга, как «гипоталамическое, подкорковое создание,
управляемое преимущественно примитивной вегетативной нервной системой», чьи неврозы в
значительной мере напоминают экспериментально вызванные у животных. Лазарус продолжает:
«Сталкиваясь с людьми, склонными к саморазрушению, пытающимися примирить
непримиримое, стремящимися достичь немыслимых высот, несчастными в супружестве по причине
ложных романтических идеалов, обуреваемыми чувствами вины и неполноценности в силу
философских убеждений, я не нахожу здесь места страдающей неврозом кошке; мне самому иногда
хочется, чтобы жизнь действительно была такой простой, как пытается нас уверить Вольпе» (р. 6).
Вместе с тем Вольпе (Wolpe, 1958) считал, что для формирования неврозов у человека имеет
значение обусловливание второго порядка. Поскольку обусловливание второго порядка не столь
стабильно и устойчиво, как обусловливание первого порядка, приходится сталкиваться с проблемами
устойчивости неадаптивной невротической тревоги и других видов поведения. Как указывал Маурер
(Mowrer, 1964), в обычной жизни (как в лаборатории) страхи, не получающие спонтанного
подкрепления, угашаются, в отличие от представлений поведенческой теории и психоанализа.
Что касается концепции реципрокного торможения, можно задаться вопросом, не включает ли
Вольпе в нее нечто большее, чем описано концепциями угасания или противообусловливания. Угасание
состоит в исчезновении тревоги и неадаптивного поведения, оно возможно при торможении
невротических (или тревожных) реакций любыми средствами. По сути, раздражитель тревожной
реакции предполагается в ситуации, в которой не имеет подкрепления. Если невротические реакции
заторможены, вызывающие их действия становятся (положительно) условными по отношению к
предыдущему тревожному раздражителю. Таким образом, в дополнение к экспериментальному
угасанию Вольпе провоцирует другое поведение в присутствии тревожного раздражителя. Вполне
возможно, что своим успехом подход Вольпе обязан именно побуждению к такому поведению. Вольпе
достигает этого с помощью поощрения, поддержки, рекомендации, команды, а в процессе интервью — с
помощью суггестии и гипноза. Следовательно, метод Вольпе можно считать переобусловливанием.
В терапевтической ситуации клиент сталкивается с тревожными ситуациями в своем
воображении и учится тому, что они не страшны. За рамками терапевтических сессий клиенту
приходится так же иметь дело с подобными ситуациями и приходить к такому же выводу. В результате
клиент помещается в тревожную ситуацию и усваивает, что нет причин ее бояться; то есть безусловный
раздражитель не получает подкрепления. Методы и техники побуждения клиента к пребыванию в
тревожной ситуации связаны с созданием ситуации, в которой может иметь место угасание. Клиент не
может сделать это самостоятельно по причине страха. Таким образом, подход Вольпе заключается в
изменении установок или чувств за счет первичного изменения поведения. Как отметил Лондон
(London, 1964): «В результате, по его собственному допущению, значительная часть терапии, основанной
на реципрокном торможении, состоит в том, чтобы заставить людей делать именно то, чего они боятся»
(р. 91).
Проанализировав идею о «поверхностности поведенческой терапии», давайте перейдем к
следующему вопросу: «Каковы границы применения поведенческой терапии?». Другими словами, для
