 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
притом в высшей степени характерное для современной эпохи -- это бессилие
правительств руководить мнением толпы.
Некогда, еще не так давно, действие правительств, влияние нескольких
писателей и весьма небольшого количества органов печати были истинными
регуляторами мнений толпы. В настоящее время писатели потеряли всякое
влияние, журналы же служат лишь отражением мнений толпы. Что касается
государственных людей, то вместо того чтобы направлять мнение толпы, они
стараются за ним следовать. Они боятся этого мнения, и эта боязнь, иногда
доходящая даже до степени ужаса, лишает их устойчивости в поступках.
Таким образом, мнение толпы стремится все более и более к тому, чтобы
сделаться высшим регулятором политики. В настоящее время оно уже настолько
пользуется властью, что может навязывать государству известные союзы, как
это можно было наблюдать недавно в деле союза с Россией, вызванного
исключительно народным движением. Характерным симптомом для наших дней
является также согласие пап, королей и императоров давать интервью и излагая
свои мысли относительно данного предмета, отдавать их на суд толпы. Некогда
говорили, что политика не должна быть делом чувства, но можно ли это сказать
теперь, когда политика все более и более руководствуется импульсами
непостоянной толпы, не признающей разума и подчиняющейся только чувству?
Что же касается печати, некогда руководившей мнениями толпы, то и она,
подобно правительствам, должна была стушеваться перед могуществом толпы.
Конечно, печать и теперь еще представляет значительную силу, но только
потому что она служит отражением мнений толпы и их беспрестанных изменений.
Сделавшись простым справочным агентством, печать отказалась от проведения в
толпу каких бы то ни было идей или доктрин. Она следит за всеми изменениями
общественного мнения, причем условия конкуренции заставляют ее следить за
этим очень тщательно из опасения лишиться своих читателей. Старые органы
печати, серьезные и влиятельные, например, "Constitutionnel", "Debats",
"Siecle", к которым предшествующее поколение прислушивалось с таким же
благоговением, как к ораторам, исчезли или превратились в справочные листки,
помещающие смехотворную летопись, светские сплетни и финансовые рекламы. Где
же можно найти у нас теперь настолько богатую газету, чтобы редакторы ее
могли позволить себе высказывать свои личные мнения? Да и какай вес могут
иметь эти мнения в глазах читателей, желающих только, чтобы им доставляли
сведения и забавляли их, и постоянно опасающихся, что за всякой
рекомендацией газеты скрывается спекуляция? Критика не решается даже
рекомендовать какую-нибудь книгу или театральную пьесу, потому что этим она
может только повредить им, а никак не помочь. Журналы до такой степени
сознают бесполезность критики или какого-нибудь личного мнения, что они
мало-помалу уничтожили все отделы литературной критики и ограничиваются лишь
тем, что печатают только одно название книги, прибавляя две-три строчки
рекламы и более ничего. Через двадцать лет, вероятно, такая же участь
постигнет и театральную критику.
Прислушивание к мнению толпы составляет в настоящее время главную
заботу печати и правительств. Какое
действие произвело то или иное событие, законодательный проект, речь --
вот что им постоянно надо знать! Но это далеко не легко, так как ни что не
может быть изменчивее мыслей толпы, и нередко можно наблюдать, как толпа
подвергает проклятьям то, что она превозносила накануне.
Такое полное отсутствие руководства мнениями толпы так же, как и
разрушение общих верований, имели своим конечным результатом полное
распадение всяких убеждений и все увеличивающееся равнодушие толпы ко всему
тому, что не касается ее непосредственных интересов. Вопросы, относящиеся к
таким доктринам как социализм, находят убежденных защитников лишь в
совершенно неграмотных слоях, каковы рабочие на фабриках и копях. Мелкие
