Navigation bar
  Print document Start Previous page
 125 of 144 
Next page End  

     Тот,  кому  пришлось  выполнить  роль  палача,  был  повар  без  места,
отправившийся  вместе  с  другими зеваками  в Бастилию посмотреть,  что  там
делается.   Повинуясь   общему  решению,  он  был   убежден,  что  совершает
патриотический подвиг  и даже заслуживает медали за то,  что  убил чудовище.
Врученной  ему саблей он ударил губернатора по голой шее, но сабля оказалась
плохо заточенной.  Тогда он  преспокойно вынул  из своего  кармана маленький
ножик с черной ручкой, и так как в качестве повара он научился резать  мясо,
то при помощи этого ножа благополучно  окончил операцию, которую должен  был
сделать.
     В  этом случае  можно ясно  проследить  действие  механизма, о  котором
сказано выше:  повиновение  внушению,  тем более  могущественному,  что  оно
бывает коллективным, и уверенность убийцы в том,  что он совершает достойный
похвалы поступок, уверенность тем более  сильная, что он  видит  единодушное
одобрение  со  стороны  своих  сограждан.  Конечно,   такой  поступок  будет
преступным с  точки зрения закона, но с психологической  точки зрения мы так
не назовем его.
     Общие черты  преступной толпы такие  же,  как  и всякой  другой  толпы:
восприимчивость к внушению, легковерие, непостоянство, приоритет чувств, как
хороших,  так и дурных.  Все эти черты мы можем найти у толпы, оставившей по
себе  одно  из самых  ужасных  воспоминаний  в  нашей  истории  --  это  так
называемые "сентябрьщики". У них, впрочем, можно  встретить много общих черт
с  убийцами Варфоломеевской  ночи.  Подробности,  которые я  приведу  здесь,
позаимствованы у Тэна, почерпнувшего их из мемуаров современников.
     Неизвестно  в точности кто отдал приказание или внушил  идею опустошить
тюрьмы посредством избиения заключенных. Был ли то Дантон, или кто другой --
все равно. Для нас в данном случае интересен только сам факт могущественного
внушения, полученного толпой, на которую возложено было совершение убийств.
     Толпа   убийц   состояла   приблизительно   из  четырехсот  человек   и
представляла собой самый  совершенный тип  разнородной толпы. За исключением
небольшого  числа   профессиональных  нищих,  почти  вся  она   состояла  из
лавочников   и   ремесленников   всех   разрядов:   башмачников,   слесарей,
парикмахеров,  каменщиков,  чиновников, комиссионеров и  т.д.  Под  влиянием
такого же внушения, которому  повиновался повар  в приведенном выше  случае,
все эти люди были совершенно уверены, что они совершают патриотический долг.
Они выполняли двойную обязанность -- судей и палачей  --  и вовсе не считали
себя преступниками.
     Проникнутые важностью своей миссии,  они  прежде  всего  образовали род
трибунала, и в этом тотчас же выказалась вся односторонность суждений  толпы
и ее правосудия. Ввиду огромного числа обвиняемых  было решено, что дворяне,
священники, офицеры, придворные,  одним  словом, люди, одно  звание  которых
служит  уже достаточным  доказательством  их  виновности  в  глазах  доброго
патриота,  будут  убиты гуртом,  без  дальнейших  рассуждений  и специальных
решений суда; что касается других, то их надлежало судить по внешнему виду и
по  их  репутации.  Таким  образом,  толпа удовлетворила  требованиям  своей
примитивной  совести  и  могла  уже  на  законном  основании  приступить   к
убийствам, давая  волю своим инстинктам свирепости, генезис которых был мною
указан выше и которые в толпе развиваются всегда в очень высокой степени. Но
эти  инстинкты  нисколько  не  мешают  попеременному  проявлению  совершенно
противоположных чувств в толпе, например, чувствительности,  которая доходит
до такой же крайности, как и свирепость.
     Люди  эти  обладали   экспансивной  чувствительностью,  характеризующей
парижского  рабочего. Один из федератов, например, узнал, что  заключенных в
государственной  тюрьме оставили  без воды  на 26 часов. Он пришел  в  такую
ярость, что готов был бы растерзать нерадивого тюремщика, если бы за него не
заступились сами же заключенные. Когда импровизированный трибунал оправдывал
Hosted by uCoz