 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Нельзя утверждать абсолютным образом, что толпа не рассуждает и не
подчиняется рассуждениям. Но аргументы, употребляемые ею, и те, которые на
нее действуют, принадлежат с точки зрения логики к такому разряду, что разве
только на основании аналогии их можно назвать рассуждениями.
Рассуждения толпы, несмотря на свое невысокое достоинство, также
основываются на ассоциациях, как и рассуждения более возвышенного рода, но
они связаны между собой лишь кажущейся аналогией и последовательностью. В
них замечается точно такая же связь, как и в идеях эскимоса, знающего по
опыту, что лед прозрачен и тает во рту, и выводящего отсюда заключение, что
и стекло, как прозрачное тело, должно также таять во рту; или же в идеях
дикаря, полагающего, что если он съест сердце мужественного врага, то тем
самым усвоит себе его храбрость; или в идеях рабочего, подвергавшегося
эксплуатации со стороны своего хозяина и выводящего отсюда заключение, что
все хозяйства должны быть эксплуататорами.
Ассоциация разнородных вещей, имеющих лишь кажущееся отношение друг к
другу, и немедленное обобщение частных случаев -- вот характеристичные черты
рассуждений толпы. Подобного рода аргументация всегда выставляется теми, кто
умеет управлять толпой, и это единственная, которая может влиять на нее.
Сцепление логических рассуждений совершенно непонятно толпе, вот почему нам
и дозволяется говорить, что толпа не рассуждает или рассуждает ложно и не
подчиняется влиянию рассуждений. Не раз приходится удивляться, как плохи в
чтении речи, имевшие огромное влияние на толпу, слушавшую их. Не следует,
однако, забывать, что эти речи предназначались именно для того, чтобы увлечь
толпу, а нс для того, чтобы их читали философы. Оратор, находящийся в тесном
общении с толпой, умеет вызвать образы, увлекающие ее. Если он успеет в
этом, то цель его будет достигнута, и двадцать томов речей, всегда
придуманных потом, зачастую не стоят нескольких удачных фраз, произнесенных
в должную минуту и подействовавших на умы тех, кого нужно было убедить.
Считаем лишним прибавлять здесь, что эта неспособность толпы правильно
рассуждать мешает ей критически относиться к чему-либо, т.е. отличать истину
от заблуждений и имеет определенное суждение о чем бы то ни было. Суждения
толпы всегда навязаны ей и никогда не бывают результатом всестороннего
обсуждения. Но как много есть людей, которые не возвышаются в данном случае
над уровнем толпы! Легкость, с которой распространяются иногда известные
мнения, именно и зависит от того, что большинство людей не в состоянии
составить себе частное мнение, основывающееся на собственных рассуждениях.
*3. ВООБРАЖЕНИЕ ТОЛПЫ Как у всех существ, неспособных к рассуждению,
воспроизводительная способность воображения толпы очень развита, очень
деятельна, и очень восприимчива к впечатлениям. Вызванные в уме толпы
каким-нибудь лицом образы, представление о каком-нибудь событии или случае
по своей живости почти равняются реальным образам. Толпа до некоторой
степени напоминает спящего, рассудок которого временно бездействует и в уме
которого возникают образы чрезвычайно живые, но эти образы скоро рассеялись
бы, если бы их можно было подчинить размышлению. Для толпы, неспособной ни к
размышлению, ни к рассуждению, не существует поэтому ничего невероятного, а
ведь невероятное-то всегда и поражает всего сильнее.
Вот почему толпа поражается больше всего чудесной и легендарной
стороной событий. Подвергая анализу какую-нибудь цивилизацию, мы видим, что
в действительности настоящей ее опорой является чудесное и легендарное. В
истории кажущееся всегда играло более важную роль, нежели действительное, и
нереальное всегда преобладает в ней над реальным.
Толпа, способная мыслить только образами, восприимчива только к
образам. Только образы могут увлечь ее или породить в ней ужас и сделаться
двигателями ее поступков.
Театральные представления, где образы представляются толпе в самой
