 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
некогда было трудно касаться догматов церкви.
Но относительно этого пункта, как и относительно многих других,
демократические идеи оказались в полном разногласии с данными психологии и
опыта. Многие знаменитые философы, в том числе Герберт Спенсер, без труда
доказали, что образование не делает человека ни более нравственным, ни более
счастливым и не изменяет ни его инстинктов, ни его наследственных страстей,
а иногда даже, если только оно дурно направлено, причиняет более вреда,
нежели пользы. Статистики подтвердили этот взгляд, показав нам, что
преступность увеличивается вместе с обобщением образования или, по крайней
мере, с обобщением известного рода образования. В недавнем своем труде
Адольф Гилльо указывает, что в настоящее время на 1000 необразованных
преступников приходится 3000 образованных, и в промежуток 50 лет количество
преступников возросло с 227 на 100000 жителей до 552 и, следовательно,
увеличилась на 143%.
Без сомнения, никто не станет отрицать, что правильно направленное
образование может дать очень полезные практические результаты, если не в
смысле повышения нравственности, то, во всяком случае, в смысле развития
профессиональных способностей. К сожалению, латинские народы, особенно в
течение последних 25 лет, основали свои образовательные системы на
совершенно ложных принципах и, несмотря на слова самых знаменитых людей,
таких как Брюль, Фюстель де Куланж, Тэн и др., они продолжают настаивать на
своих печальных заблуждениях. Я указал уже в одной из своих прежних работ,
как наша современная воспитательная система превращает во врагов общества
тех, кто получил это воспитание, и как она подготавливает последователей
самых худших видов социализма.
Главная опасность этой воспитательной системы, вполне справедливо
именуемой латинской системой, заключается в том, что она опирается на то
основное психологическое заблуждение, будто заучиванием наизусть учебников
развивается ум. Исходя из такого убеждения, заставляют учить как можно
больше, и от начальной школы до получения ученой степени молодой человек
только и делает, что заучивает книги, причем ни его способность к
рассуждению, ни его инициатива нисколько не упражняются. Все учение
заключается для него в том, чтобы отвечать наизусть и слушаться. "Учить
уроки, -- пишет один из бывших министров народного просвещения, Жюль Симон,
-- знать наизусть грамматику или конспект, хорошенько повторять и подражать
-- вот забавная воспитательная система, где всякое усилие является лишь
актом веры в непогрешимость учителя и ведет лишь к тому, чтобы нас умалить и
сделать беспомощными".
Если бы такое воспитание было только бесполезно, то можно было бы
ограничиться сожалением о несчастных детях, которым предпочитают преподавать
генеалогию сыновей Клотария, или историю борьбы Невстрии и Австрозии, или
зоологические классификации, вместо того, чтобы обучить их в первоначальной
школе чему-нибудь полезному. Но такая система воспитания представляет собой
гораздо более серьезную опасность: она внушает тому, кто ее получил,
отвращение к условиям своего общественного положения, так что крестьянин уже
не желает более оставаться крестьянином, и самый последний из буржуа не
видит для своего сына другой карьеры, кроме той, которую представляют
должности, оплачиваемые государством. Вместо того, чтобы подготавливать
людей для жизни, школа готовит их только к занятию общественных должностей,
где можно достигнуть успеха, не проявляя ни малейшей инициативы и не
действуя самостоятельно. Внизу лестницы такая воспитательная система создает
целые армии недовольных своей судьбой пролетариев, готовых к возмущению,
вверху -- легкомысленную буржуазию, скептическую и легковерную, питающую
суеверное доверие к провиденциальной силе государства, против которого,
однако, она постоянно фрондирует, и всегда обвиняет правительство в своих
