 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
Текст взят с психологического сайта http://www.myword.ru
в себе стремление в прямом смысле слова "побывать в их шкуре", регулярно задавал себе вопрос:
"а что бы я сделал на ее (крысы. - А. Ю.) месте ?"
"Живое" знание, порождаемое самоанализом, всегда сопровождает ученого и образует
обязательный фон мыслительного процесса, на что бы тот ни был направлен. Как подчеркивал И.
Кант, самосознание - фон всех актов мышления (Кант, 1966). Опыт самоанализа всегда сопряжен с
эмоциональными переживаниями (человеку невозможно быть беспристрастным к самому себе),
поэтому всегда актуален для ученого, всегда эмоционально "разогрет" и имеет высокую
вероятность подключения к любой мысли. В результате научное мышление составляет своего рода
надстройку над мышлением ученого о себе и о значимых для него обыденных проблемах. Он не
может произвольно "включать" одно мышление и полностью "отключать" другое, они составляют
различные уровни единого потока мысли. Поэтому научное знание неизбежно содержит в себе
элементы того "живого" знания, которое порождается обыденным опытом ученого.
Использование "живого" знания, создаваемого самоанализом субъекта, не засоряет научное
знание, а, напротив, служит од-
52
ной из предпосылок его развития. Между обыденным самопо- ] знанием и научным познанием
природы нет антагонизмов. "По-;
нимая нечто, субъект понимает самого себя и, лишь понимая. себя, способен понять нечто"
(Порус, 1990, с. 264). И поэтому "познай самого себя - это одна из главных заповедей силы и
счастья человека" (Фромм, 1990, с. 208).
Зависимость научного познания от различных видов обыденного опыта породила представление о
том, что именно обыденное познание и "здравый смысл" являются основой научного мышления.
Это представление сопровождает исследования науки на всем их протяжении. Оно восходит к И.
Канту, Э. Гуссерлю, А. Бергсону, Г. Спенсеру, Ч. Пирсу и отчетливо проступает в современных
трактовках научного познания. Симптоматична уверенность Г. Джасона в том, что образ науки как
"организованного здравого смысла" общепризнан в современном нау-коведении (Jason, 1985).
Возможно, подобный вывод сглаживает различия науковедческих позиций, но адекватно
отображает роль здравого смысла как основы научного познания. Научное познание вырастает из
осмысления человеком обыденного опыта и основано на нем.
§ 5. Научное и обыденное объяснение
Тем не менее - несмотря на все сказанное выше - одна из наиболее заметных и не самых удачных
традиций в изучении познания состояла в строгом разграничении двух его видов - познания
научного и обыденного. Научное познание традиционно рассматривалось, в соответствии с
распространенными мифами о науке, как подчиненное правилам логики, дающее строгое знание,
осуществляемое не живым человеком, а бесстрастным Homo
scientus. Обыденное познание,
напротив, виделось как внелогичное, подчиненное особой "психо-логике" (и поэтому "психо-
логичное"), часто порождающее всевозможные предрассудки и заблуждения, осуществляемое так
называемым "наивным субъектом" или "человеком с улицы".
Надо сказать, что этот "наивный субъект", хотя и представляет собой весьма привычный персонаж
для многих наук, изучающих обыденную эпистемологию, является абстракцией не менее наивной,
чем сам этот "субъект". Данный образ стал объектом справедливой иронии. Элементы научного
знания распылены в массовой культуре, и поэтому субъект для того, чтобы быть действительно
"наивным", т. е. не обладающим научным знанием и способами научного мышления, должен не
смотреть телевизор, не читать газет, не слушать радио, не общаться с дру-
53
гими людьми и т. д. Поскольку существование подобного субъекта трудно себе вообразить, то
человек, если он, конечно, не затерялся в джунглях, как Маугли, никогда не является подлинно
"наивным субъектом" и всегда использует в своей обыденной жизни элементы научного знания.
"Онаучивание практики, овладение людьми основами теоретического взгляда на мир приводят к
тому, что современный человек и в повседневной жизни все более осмысляет окружающий мир в
соответствии с понятиями причинности, закона, пространства, времени и т. п., выработанными в
науке" (Филатов, 1989, с. 36).
Историю исследований научного и обыденного познания, которые неуклонно двигались навстречу
друг другу, можно описать как историю демонстрации того, что обыденное познание не так уж
ненаучно и его субъект не столь уж "наивен", а научное познание не так уж "научно" и его
