 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
мор навели (читай Библию, это еще Моисей с египтянами сотворил).
В результате: если бить зайца – он выучится спички зажигать и на барабане играть.
Сунуть человека с младенчества на райский южный остров, где можно о пропитании не
заботиться – и вырастет расслабленный полинезиец, получающий удовольствие от своей
нехитрой приятной обеспеченности туземец.
А сунуть туда, где необходимо каждый день напрягаться, чтоб не сдохнуть в нищете, и
защиты ждать неоткуда, и получишь ты все в последнюю очередь, и чтоб сравняться с
другими – надо явственно показать все преимущества, и приходится быть умнее, и хитрее, и
трудолюбивее, и выносливее… Короче, залог высоких спортивных результатов – постоянные
тренировки с максимальными нагрузками, плюс сознание того, что деваться тебе больше
некуда, а слабые и неспособные вольны подыхать, что и делают.
Века борьбы за выживание и генетического отбора – и вот вам чемпионы по
выживанию.
И вот вам шутка эпохи демократии: «Нельзя предоставлять всем людям равные права,
потому что первыми ими воспользуются евреи».
16. Замкнутый круг – а если хотите, диалектика: евреев не любят, потому что они
активно проходят наверх в лучших местах – и под давлением этой нелюбви формируются
характеры, способные проходить наверх в лучших местах.
17. И однако главная причина не в «национальной зависти», а в функционировании
опознавательной системы «свой – чужой» и потребности в объединении через
противопоставление себя другой группе. Если, скажем, в Забайкалье русские дети дразнят
бурятских детей – то они им отнюдь не завидуют, а себя считают лучше во всем.
18. Состоящая из людей система переделывает внешнюю среду, противостоит внешней
среде, структурирует себя и осознает себя в противопоставление внешней среде. Мы – и
ландшафт, мы – и стихии, мы – и животные, мы – и Вселенная.
Нация – вид системы.
Национализм – вид противостояния системы тому, что вне ее.
19. Бывали времена жесточайшей расовой и национальной дискриминации. Поскольку
человек всегда меняет положение вещей, подвластное ему, с одного на другое (присущее
стремление всегда изменять бытие), то сегодня мы имеем другую крайность: иногда даже
простое упоминание о национальных различиях, даже упоминание самого факта
национальных различий – в цивилизованном обществе может быть сочтено национализмом и
осуждено.
Основной процент преступности в благополучнейшей Швеции дают выходцы из
Африки и Азии, а также югославы и поляки. Упоминать о каких бы то ни было
национальных моментах в связи с преступностью там запрещено: это национализм.
Нельзя вот так прямо говорить, что традиционно бандитские кварталы американских
мегаполисов – исключительно негритянские и пуэрториканские.
Нельзя говорить, что часто группы курдских и турецких подростков в немецких
городах ведут себя просто провоцирующе.
Нельзя говорить, что суринамские кварталы Амстердама мгновенно превращаются в
помойку.
Дошло до того, что практически нельзя уже говорить о грации чернокожих
спортсменов: не то беда, что они обычно лучше сложены и красивее движутся, чем белые, а
то беда, что упоминают о расовых различиях.
20. Мы живем в эпоху нового апартеида. Представитель национального или расового
меньшинства должен обязательно присутствовать там или сям не в силу личных качеств, а
лишь национальной принадлежности. Иначе взвоют о расизме или национализме.
По той же причине что-либо лучшее должно быть предоставлено, «при прочих равных
условиях», в первую очередь представителю национально-расового меньшинства. И греметь
о своих правах в этих случаях он научился.
Что в качестве реакции неизбежно дает рост национализма – в той скрытой форме,
