Navigation bar
  Print document Start Previous page
 88 of 193 
Next page End  

трясется за жизнь и неспособен постоять за себя. Что сделали бы их предки? Теряя людей из
своих, схватили террористов и казнили на месте. Поэтому предки создали могущественную
цивилизацию – а мы сейчас ее спускаем в унитаз.
Нужно уметь убить, и нужно уметь умереть самому, не то рискуешь умереть
животным.
Правительственно-пропагандистский аппарат всегда штамповал мораль для стада. Но
то, что люди, считающие себя интеллектом и совестью нации, искренне исповедуют и
насаждают прагматическую стадную мораль – вот это наводит на грустные размышления.
Это говорит о том, что идеология не штампуется искусственно – а отражает объективные
социальные процессы. А комар почти не дышит, еле лапками колышет… сдох?..
Восемнадцатилетний пацан, взятый в армию, должен по приказу убивать того, кто ему
ничего плохого, может, не сделал. Но если он убил без приказа последнего изверга – мы его
закатаем в каторгу. Увы – таковы законы системы, государства, без которого люди жить не
могут. Но хоть скажите, что по справедливости парень, убивший изверга, прав, и поступил
хорошо, нравственно. Хрен!
Тот, кто ставит мораль в услужение закону – не только мерзавец, но и дурак. Место
барана – в хлеву, и не надо жалеть баранов, когда их ведут на бойню – они одобряют эту
жизнь.
Хороший политтехнолог заслуживает уважения. Тот, кто клюет на его удочку – не
заслуживает звания «разумного».
Сегодня «либерал-гуманисты» требуют от нас отречения от морали всех тех, кто в
предшествующие тысячелетия убивал негодяев и убийц не по санкции и приказу, а велению
сердца, души, морали, долга, Бога. Как вам понравится, если Робин Гуда и д'Артаньяна
объявят фашистами – они могли (без приказа! без санкции! без суда!) убивать негодяев,
насильников и убийц. Граф Монте-Кристо – фашист! Онегин и Печорин – фашисты! И
Дантес, убивший Пушкина – фашист, но еще ужаснее то, что Пушкин чуть не убил Дантеса,
и только благородные, но отсталые представления о дворянской чести оправдывают его, а у
нас таких представлений нет, и нас от клейма фашиста, если говоришь, что негодяя надо
убить, тебя уже не спасет ничто. Пушкин был отсталый, а мы передовые, мы либералы и
гуманисты.
Культура жизни, не включающая в себя культуру смерти – ущербна и искажена. Ты
должен знать, что тебя ждет, и должен уметь принять это и сделать это. Насколько ты сумел
реализовать себя – настолько ты остаешься в этом мире, так блюди себя до конца. А мы,
вместо того чтобы крепить мужеством дух человека, продляем мучениями его жизнь.
Отсутствие культуры смерти – это показатель бездуховности цивилизации. Такие-то
дела.
Давным-давно известно: о человеке надо знать три вещи – как он родился, как он
женился и как он умер. Наша ханжеская эпоха отработала формулировки: «скоропостижно»,
«после тяжелой болезни», «после тяжелой продолжительной болезни», «трагически». Но
подробности смерти – не нездоровое любопытство. Смерть – акт настолько значительный,
что подробности увеличиваются, как под микроскопом. Ибо это – подробности «момента
истины», главной из экстремальных ситуаций, когда в человеке обнажается суть и, после
отбрасывания физической оболочки, становится виднее и понятнее главное, что было в нем.
Недаром ведь только после смерти можно полностью и верно оценить человека и его дела.
Смерть – такая же часть жизни, как и все остальное, просто это последний этап, а
концовочка всегда особенно важна и многое может решить. Фигово жил, но хорошо умер – и
люди такому много прощают и оценивают после смерти иначе.
Врачи затурканы, священники затурканы, у всех конвейер и диспетчеризация процесса:
родня в горе, а остальным наплевать. Что делать?
Да с самого начала жизни показывать человеку, что смерть – дело житейское, и дело
важное, и смотреть на нее надо открытыми глазами. И заслуживает она серьезнейшего
отношения, а избегать этой темы глупо и вредно. В одиночестве, незнании и
Hosted by uCoz