 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
из своей роли, заменив собой также и сверстников для мальчика. С непоколебимым, паранойяльным
упорством она считала, что отец оказывает вредное влияние на сына, возбуждая его своей ненужной
«возней» и потаканием «прихотям», а по существу — реализуя его природную активность и
эмоциональность. Особенно бабушка была недовольна нарушением пунктуально предписанного режима
дня, поскольку внук должен был спать днем, «как положено», несмотря на то, что не мог в это время
заснуть. Когда ему исполнилось 5 лет, по настоянию бабушки, из семьи был устранен отец, так как он
составлял конкуренцию ей и дедушке за право решающего голоса в семье. Внешне и темпераментом сын
напоминал отца, что усугубляло его положение в семье. К тому же развод пришелся как раз на возраст
максимальной потребности в идентификации с ролью родителя того же пола в семье. В это время
мальчика решили отдать в детский сад. Но из-за большого количества развившихся страхов,
неуверенности в себе и отсутствия опыта общения со сверстниками он не смог адаптироваться, был
заторможен, плаксив, переживал отсутствие матери, несмотря на всю сложность и противоречивость
отношений с ней. На этом фоне постоянных и неразрешимых стрессов появились тики и на
консультации был поставлен диагноз «невроз страха».
Как мы видим, на долю этого мальчика пришлось слишком много неблагоприятных событий в
его непродолжительной жизни, что, конечно, превысило порог адаптивных возможностей и вызвало
перенапряжение нервно-психических сил в виде клинической картины невроза.
Во втором случае речь пойдет о 9-летнем мальчике, раздражительном, с неустойчивым
настроением, легко устающим и неуверенным в себе. По общему мнению, он учится ниже своих
возможностей, легко отвлекается и не может, по мнению взрослых, самостоятельно готовить уроки.
Если добавить к этому головные боли вечером, затрудненное засыпание, то будет налицо клиническая
картина неврастении. В первые годы жизни он рос достаточно спокойным. Между родителями тем
временем нарастали конфликты, в основном из-за жесткого характера отца, которого раздражала
эмоциональность сына, его «неприспособленность» и капризы, фактически же нормальные для возраста
проявления эмоций (сам отец не был в роли сына, поскольку рано лишился своего отца и воспитывался
тетей — женщиной, «правильной во всех отношениях», но лишенной чувства нежности и сострадания).
Когда мальчику, о котором идет речь, было 5 лет, родители разошлись, и он еще больше привязался к
матери, не отпуская от себя, поскольку видел в ней единственный источник безопасности и ответных
чувств. Когда он стал посещать школу, мать повторно вышла замуж, и появившийся от нового брака
ребенок полностью отвлек ее внимание от сына. О последнем, однако, «забота» проявилась
одновременным помещением в языковую и музыкальную школу.
В последующие годы мать неузнаваемо изменялась в отношениях с ним, стала проверять каждый
шаг, часто раздражаться и кричать, физически наказывать за низкие оценки. В то же время она не могла
помочь сыну, вселить в него уверенность и понять его переживания. Так мальчик стал эмоциональной
сиротой при существующих родителях, лишившись не только отца, но и тепла матери, ее душевной
помощи. Его повышенная утомляемость — следствие длительно действующего стресса, обусловленного
не столько переутомлением от повышенных нагрузок, сколько переживаниями своей неспособности,
никчемности, ненужности и одинокости в семье.
В результате неблагоприятного стечения жизненных обстоятельств и большого количества
аффективно заряженных переживаний происходит реактивное заострение эмоциональной
чувствительности в виде сензитивности. Она рассматривается как сочетание эмоциональной
неустойчивости, беспокойства, ранимости и уязвимости «я».
Эти дети часто волнуются, обижаются и плачут. Заметна плохая переносимость любых
огорчений, ожидания, склонность к понижению настроения и печали. Они испытывают повышенную
потребность в безопасности, любви и сочувствии, но не могут ее реализовать из-за отношения
родителей и сложившихся обстоятельств. Состояние длительной эмоциональной неудовлетворенности
и психической напряженности в целом указывает, таким образом, на наличие хронической
психотравмирующей жизненной ситуации.
Психическая травма
