 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Однажды, когда я принялся ее критиковать, то сказал себе: "Постой, Дейл Карнеги, постой
минутку. Ты вдвое старше Жозефины. Твой деловой опыт в десять тысяч раз больше , чем ее.
Как ты можешь ожидать от нее твоего взгляда на вещи? Твоих суждений, твоей инициативы,
как бы скромны они не были? И еще минутку, Дейл, что ты делал в девятнадцать лет? Каким
ослом ты был тогда, какие промахи совершал? Вспомни, как ты делал это... то..?"
Обдумав все честно и бескомпромиссно, пришел к заключению, что Жозефина в
девятнадцать лет не хуже, чем я был в ее годы и что, как не печально сознаваться, я
недооцениваю ее заслуги.
После этого, когда я хотел обратить внимание Жозефины на ошибку, начинал обыкновенно
так: "Ты сделала ошибку, Жозефина. Но, знает Бог, она не хуже, чем те, которые делал я. Ты
не родилась с умением верно судить, это приходит с опытом. И ты лучше, чем я был в твоем
возрасте. Сделав столько глупых, бессмысленных вещей, у меня нет желания критиковать
тебя или кого-нибудь другого. Но не думаешь ли ты, что было бы лучше сделать так или
эдак?"
Гораздо легче выслушать перечисление собственных ошибок, если критикующий начинает
с искреннего признания, что сам он далеко не безгрешен.
В 1909 году острая необходимость поступить подобным образом возникла у князя фон
Бюлова. Он был тогда имперским канцлером Германии, а на троне сидел Вильгельм II
Вильгельм Высокомерный, Вильгельм Надменный, Вильгельм - последний немецкий кайзер,
создавший армию и флот, которые, как он хвалился, могут обрушить свою мощь на кого
угодно.
И вот случилась показательная вещь. Кайзер произнес слова, невероятные слова, которые
потрясли весь мир. Чтобы сделать несравненно хуже, кайзер произнес их, эти глупые,
эгоистичные, абсурдные заключения публично. Он сказал их, будучи гостем Англии, и дал
свое королевское разрешение напечатать их в "Дейли телеграф". Так например, он заявил, что
Германия - единственная страна, испытывающая дружеские чувства к Англии, что он строит
флот против японской угрозы, что он только и спас Англию от участи быть поверженной в
прах Россией и Францией, что ему принадлежит план кампании, давшей возможность
английскому лорду Робертсу нанести поражение бурам и так далее.
Никогда еще за последние сто лет такие поразительные слова не выходили из уст монарха
в мирное время. Весь континент гудел с яростью осиного гнезда. Англия негодовала.
Государственные деятели Германии были ошеломлены. И среди всего этого смятения кайзер
пришел с панику и хотел внушить принцу фон Бюлову, имперскому канцлеру, чтобы он
принял вину на себя. Да, кайзер хотел, чтобы канцлер фон Бюлов, заявил что вся
ответственность лежит на нем, что он посоветовал монарху сказать эти невероятные вещи.
"Но, Ваше Величество, - запротестовал Бюлов, - мне кажется совершенно невозможным,
чтобы кто-нибудь в Германии или Англии мог считать себя способным сказать такую вещь
Вашему Величеству".
Едва эти слова вырвались из уст Бюлова, кайзер взорвался.
"Вы считаете меня ослом, - заорал он, - способным делать грубые ошибки, каких вы сами
никогда бы не сделали!"
Фон Бюлов знал, что ему следовало бы похвалить, прежде, чем осуждать.
Но так как поздно было уже это делать, он сделал лучшее, что можно было сделать. Он
похвалил после того, как высказал осуждение. И это сотворило чудо, как это часто делает
похвала.
"Я далек от того, чтобы внушать такую мысль, - почтительно ответил он, Ваше Величество
превосходит меня во многих отношениях, не только, конечно, в знании военного и морского
дела, но больше всего в общественных науках. Я часто с восторгом слушал, как Ваше
Величество объясняли устройство барометра, или рассказывали о беспроволочном телеграфе
