 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
- Мистер Джексон, нас не интересует неведомая личность, написавшая эту статью. Ее здесь
нет. Мы не можем ее видеть. Но нас интересуете вы и ваши мысли. Расскажите нам о том,
что думаете лично вы, а не о том, что сказал кто-то другой. Внесите сюда побольше мыслей
мистера Джексона. Почему бы вам не выступить на эту же тему на следующей неделе?
Прочитайте статью еще раз и спросите себя, согласны ли вы с автором или нет. Если вы
согласны, продумайте его соображения и проиллюстрируйте их собственными
наблюдениями. Если же вы не согласны с ним, то так и скажите и объясните нам почему.
Пусть эта статья будет лишь отправным пунктом, от которого оттолкнется ваша собственная
речь.
Мистер Джексон принял это предложение, перечитал статью и пришел к выводу, что
совершенно не согласен с ее автором. К новому выступлению он готовился не в вагоне метро.
Оно постепенно вызревало в его сознании. Оно было детищем его собственного мозга, и оно
развивалось, росло и оформлялось точно так же, как его собственное дитя. Подобно его
дочерям, новое детище росло днем и ночью, когда он меньше всего сознавал это. То у него
возникала новая мысль, когда он читал какую-нибудь заметку в газете, то неожиданно
выплывал подходящий пример во время беседы с приятелем. Все это расширялось,
углублялось, уплотнялось по мере того, как он обдумывал тему в свободные минуты в
течение недели.
Когда мистер Джексон выступил на эту тему на следующем занятии, он смог предъявить
нечто свое - руду, добытую в собственных копях, монету, отчеканенную на собственном
монетном дворе. И он говорил особенно хорошо потому, что не был согласен с автором
статьи. Нет лучшего стимулятора, чем небольшое расхождение во мнениях.
Какой разительный контраст представляли эти две речи одного и того же человека,
произнесенные на одну и ту же тему в течение одной недели!
Какую колоссальную разницу может дать правильная подготовка!
Приведу другой пример того, как надо и как не надо готовиться.
Джентльмен, которого мы назовем мистером Флинном, изучал ораторское искусство в
Вашингтоне. Однажды он посвятил свою речь восхвалению нашей столицы. Он наспех
перелистал рекламную брошюрку, выпущенную одной газетой, и заимствовал из нее факты.
И эти факты прозвучали соответственно - сухо, бессвязно, ясно чувствовалось, что материал
не переварен. Оратор не продумал надлежащим образом свою тему, она не вызвала в нем
подъема. Он не прочувствовал того, о чем говорил, настолько глубоко, чтобы стоило
высказать эти чувства. Вся его речь была плоской, безвкусной и никому не нужной.
Речь, которая не могла не удаться.
Недели через две произошло событие, задевшее мистера Флинна за живое: украли его
машину из общественного гаража. Он бросился в полицию, предложил вознаграждение, но
все было напрасно. Полиция признала, что она, в сущности, не в состоянии бороться с
преступностью, а между тем неделей раньше полисмен с мелом в руке перешел улицу и
оштрафовал мистера Флинна за то, что его машина пробыла на стоянке лишние пятнадцать
минут. Эти "меловые полицейские", которые так перегружены, что не могут ловить
преступников, навлекли на себя гнев мистера Флинна. Он был вне себя. Теперь у него была
тема для высказывания - тема, не заимствованная из брошюрки, а взятая из собственной
жизни. Это было нечто, касавшееся живого человека, нечто, задевшее его чувства и
убеждения. В речи, восхвалявшей Вашингтон, он еле связывал одну фразу с другой, а тут,
едва лишь встал и открыл рот, как обвинительная речь по адресу полиции хлынула и
забурлили, подобно раскаленной лаве во время извержения Везувия. Такая речь почти всегда
бьет без промаха, она не могла не удаться. В ее основе лежал жизненный опыт, и она была
продумана.
