 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
товаров, фетровых шляп, скобяных изделий, станков, аккумуляторов, стальных судов и
множества других видов продукции. Мы выпускаем по паровозу каждые два часа - днем и
ночью, - и больше половины населения нашей великой страны ездит в трамваях,
построенных в городе Филадельфии. Мы производим тысячу сигар в минуту; в прошлом году
на наших 115 трикотажных фабриках было изготовлено по две пары чулочных изделий на
каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка нашей страны. Мы производим
ковров больше, чем Великобритания и Ирландия, вместе взятые, а общий масштаб нашей
коммерческой и промышленной деятельности так велик, что в прошлом году сумма
взаимных расчетов наших банков, составившая тридцать семь миллиардов долларов, была
достаточной, чтобы выкупить все облигации займа Свободы, имевшиеся в стране.
Однако, друзья, хотя мы очень гордимся изумительными успехами нашей
промышленности и тем, что город является одним из крупнейших центров медицины,
искусства и образования в нашей стране, мы испытываем еще большую гордость оттого, что
в Филадельфии насчитывается больше частных жилых домов, чем в любом другом городе
мира. Мы имеем в Филадельфии 397000 домов, и если поставить эти дома в один ряд на
двадцатипятифутовых участках, то этот ряд протянется от Филадельфии через зал съездов в
Канзас-Сити, где мы находимся, до Денвера, то есть на 1881 милю.
Но особое ваше внимание я хочу привлечь к тому важному факту, что десятки тысяч этих
домов принадлежат трудящимся нашего города и населены ими, а когда человеку
принадлежит земля, на которой он живет, и крыша над его головой, то никакие импортные
политические болезни не смогут заразить этого человека.
Филадельфия не является подходящей почвой для европейского анархизма, потому что
наши дома, учебные заведения и наша колоссальна промышленность созданы тем самым
истинно американским духом, который родился в нашем городе и служит наследием наших
предков. Филадельфия - это мать нашей великой страны, это подлинный исток американской
свободы. Это город, где был изготовлен первый американский флаг; город, где заседал
первый конгресс Соединенных Штатов; город, где подписана Декларация независимости;
город, где Колокол свободы, самая чтимая реликвия Америки, вдохновил десятки тысяч
наших мужчин, женщин и детей. Поэтому мы считаем, что выполняем священную миссию,
заключающуюся не в поклонении золотому тельцу, а в распространении американского духа
и в сохранении горящим факела свободы, чтобы, с соизволения Всевышнего, правительство
Вашингтона, Линкольна и Теодора Рузвельта могло быть вдохновением для всего
человечества".
Давайте проанализируем эту речь. Давайте посмотрим, как она построена, благодаря чему
она производит впечатление. Прежде всего в ней есть начало и концовка. Это достоинство
встречается редко, реже, чем вы, может быть, склонны думать. Она начинается и неуклонно
движется вперед, как стая диких гусей в полете. В ней нет лишних слов, оратор не теряет
даром времени.
В ней есть свежесть, индивидуальность. Оратор начинает с того, что говорит о своем
городе то, чего другие ораторы, возможно, не могут сказать о своих городах; он указывает,
что его город является колыбелью всей страны.
Он говорит, что это один из крупнейших и красивейших городов мира.
Однако такое заявление могло быть общей фразой, банальностью. Само по себе оно не
произвело бы особого впечатления. Оратор понимал это и поэтому дал своим слушателям
возможность ясно представить себе размеры Филадельфии, сказав, что она занимает
территорию, равную "территории Милуоки и Бостона, Парижа и Берлина, вместе взятых".
Это нечто определенное, конкретное. Это интересно. Это поражает. Это запоминается. Это
доводит мысль до сознания лучше, чем целая страница статистических данных.
Потом оратор заявляет, что Филадельфия "известна всюду как великая мастерская мира".
