 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Если культура есть развертывание сил человека как предметного существа, то и в этом
случае необходимо проследить, что культура создает, что меняет, что открывает в бытии
людей.
Таким образом, культура раскрывается как история. Но тогда и отношение культуры к
природе есть отношение историческое. Тогда, может быть, и природу определить как
историю? За мотивом историзма культуры вроде бы следует мотив историзма отношений
человека и природы, а затем и самой природы, и все они могут составить полифоническую
тему историзма бытия. Но до этого не доходит. Внимание акцентировано на историзме
культуры, на особенностях ее отдельных форм. Вопрос об историзме природы остается
открытым, точнее, становится открытым, но открытость эта касается напрямую лишь
нескольких разделов естествознания и философии и не включается, по сути, в дискуссию о
культуре.
Однако начало положено. Конкретизация представлений о культуре неизбежно ведет к
уяснению отношений человека к природе, логике и теории, его выявляющим.
§ 2. Двоящиеся образы природы и культуры
В конце XIX столетия вопрос об отношении природы и культуры стал вопросом логики и
методологии. Была предпринята попытка показать, что человек, имея дело с природой и
культурой, использует существенно различные формы мышления и поведения. Наиболее
последовательное выражение эта попытка получила в философии Риккерта.
Риккерт настаивал на принципиальном различии методов, оперирование которыми дает
результаты, называемые нами «природой» и «культурой».
Природа — это действительность, понятая посредством обобщений, отвлекающихся от
конкретно-индивидуальных особенностей предметов. Это — конструкт, получаемый в
результате использования абстрактно-общих понятий, причинно-следственных
зависимостей, соответствующих объяснений, т.е. аппарата классического естествознания,
например, теоретической механики.
Культура — это действительность, выявляемая индивидуализирующим подходом, т.е.
представленная в ее уникальных, неповторимых, единичных образцах. В этом пункте,
правда, была одна незаметная на первый взгляд сложность. В одних случаях Риккерта можно
понять так, что сама действительность (в отличие от «препарированной» природы)
существует в совокупности своих индивидуальных проявлений. В других он рассуждает так,
как будто индивидуализированная реальность есть результат приложения особой
идеографической методологии, «индивидуализирующего» понятия. Фактически же
«индивидуализирующей» логики Риккерт не создает и, соответственно, не представляет. Но
дело не в этом. Суть методологической дилеммы, выявляемой Риккертом, ясна: либо мы
берем реальность такой, какова она в ее своеобычных проявлениях, но отказываемся от
традиционной логики (и стоящей за ней науки), либо мы «очищаем» действительность от
особенностей и неповторимых черт, но тогда осваиваем ее рационально-логически,
сохраняем ее для научного анализа и использования.
Фактически речь идет уже не о «природе» и «культуре» в традиционном смысле, а о двух
разных проекциях человеческого мышления и действия, об их несовместимости и внешней
дополняемости.
Более того, оказываются в принципе возможными два образа культуры и два образа
природы. Один и тот же объект может быть трактован и как объект природы, и как
культурная индивидуальность. Женевское озеро в качестве одного из озер — объект
природы, но как единственное в историко-культурном роде явление оно — уже вне ряда, а
стало быть, — вне природы.
