 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Некоторые заповеди начинаются со слов: «Вы слышали...» (подразумеваются ветхозаветные
заповеди), т.е. вы слышали, но ведь дело обстоит не совсем так или совсем не так. Там
сказано: «...Перелом за перелом, око за око, зуб за зуб...» (Лев., 24, 20). А новозаветное
правило призывает к терпению, к смирению, к уступчивости: «Просящему у тебя дай и от
хотящего занять у тебя не отвращайся» (Матф., 5, 42).
Чтобы принять и понять человека близкого, не требуется нравственных усилий. Они нужны,
когда необходимо выйти за рамки привычного и благополучного представления о человеке.
«И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете?»
Подлинное испытание культуры начинается при ее контакте с людьми чужими, чуждыми
или даже враждебными. «Вы слышали, что сказано: люби ближнего твоего и ненавидь врага
твоего. А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас,
благотворите ненавидящих вас...» (Матф., 5, 43 — 45).
Формируется своего рода культурная презумпция: сначала признай в человеке человека, а
потом уже оценивай и суди его, замечай его странности и особенности. Эта презумпция
возможна в таком человеческом мире, где начинают сосуществовать разные социальные и
культурные системы. Чужие культуры перестают быть заведомо чуждыми. Возникает
пространство для развития человеческой способности понимания других — и прежде всего
— чужих людей.
Учет многообразия социальных миров как возможного поприща деятельности человека
стимулирует взгляд на человека как на представителя всего этого многообразия, а затем уже
как на члена какого-то сообщества, племени, культуры. Возникает обобщенная норма
понимания человека. Возможность, а порой и необходимость взаимодействия различных
поведенческих форм создают ситуации уяснения их особенности, ограниченности и узости.
Выявляется поле взаимодействия разных представлений о нормальной, правильной,
достойной человеческой жизни. Сам человек в этих сопоставлениях оказывается своего рода
стандартом оценки отдельных обычаев, правил, ритуалов и т.п. В обществе возникает
потребность к публичному выяснению правильного отношения человека к человеку,
человека к обществу. Культурному догматизму все чаще противостоит анализ, диалог,
показательное рассуждение. Человеческая мудрость начинает нарушать свои прочные связи
с обычаями. Она вступает в конфликт с родоплеменной мифологией, с традицией, подмечает
и объясняет ограниченность сложившихся в обществе образцов человеческого
взаимодействия.
Сократ, Будда, Христос прокладывают путь к пониманию достойной человека жизни. На
этом пути они минуют или разрушают складывающиеся веками социальные и культурные
перегородки. Подобно гомеровскому Одиссею, связавшему своими подвигами пространства
средиземноморского и мифического миров, они своими учениями и деяниями связали мир
существующей социальности с миром возможной человеческой свободы, должного и
достойного человеческого бытия.
С этой поры бытие человека в культуре уже не предопределялось его подчинением
господствующим нормам. Оно предполагало теперь и самостоятельность индивида, и
возможность его столкновения с социальными шаблонами, и необходимость его
практических и мыслительных усилий для утверждения своей правоты.
Культура, таким образом, переставала быть формой воспроизводства социальных связей.
Внешняя по отношению к индивидам социальность преобразовывалась в структуры и силы
их индивидного бытия. Вместе с тем индивидуализация людей, расширение диапазона
контактов между различными общностями создавали потребности в новых формах
бытования культуры; в инструментах, сочетающих разные культурные формы.
§ 2. «Онаучивание» культуры
