 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
понимания стандартов и норм как средств человеческого взаимодействия и личностной
самореализации.
Прежде, скажем, лет пятнадцать назад, на это можно было бы возразить, что речь идет здесь,
по сути, не о выживании культуры, а о разных ее фазах: становлении, функционировании,
развитии; в стадии становления происходит дифференциация и обновление стандартов, а в
стадии функционирования стандарты уже оказываются детерминантами человеческой
деятельности.
Можно было бы, наверно, говорить и о разных подходах к культуре: генетическом,
структурно-функциональном, креативном, и о каких-то дисциплинарных или
методологических предпочтениях, отдаваемых одному из них. Иными словами, можно было
бы представить эту ситуацию как поле относительно свободного выбора: хотим —
рассматриваем культуру с позиций человеческих субъектов, хотим — трактуем ее сквозь
призму надындивидных норм.
Однако дилемма, перед которой мы оказываемся, гораздо серьезнее. Технологические,
экономические, образовательные и прочие стандарты меняются на протяжении одного
поколения, причем по нескольку раз, о чем еще сто лет назад не могло быть и речи. В этой
обстановке люди либо участвуют в выработке этих стандартов, держат их под контролем
своего личностного процесса, своего общения, своей деятельности, либо стандарты образуют
свой самодействующий цикл, для которого люди и природа остаются только сырьем.
Аналогичная ситуация складывается в отношениях между различными человеческими
общностями (от групп — до государственных объединений). Либо они вырабатывают новый
язык своих отношений, либо, оставаясь в рамках привычных стандартов, оказываются
втянутыми в череду конфликтов.
Биосферный кризис также диктует логику взаимодействий, основанную на выработке
стандартов взаимодействия различных сложных и суперсложных систем. Разумеется, в этом
контексте меняется и смысл стандартов, и смысл рациональности, помогающей их
вырабатывать. Здесь, однако, важно подчеркнуть: способность понимания сложности
(отличия, самобытности, уникальности) другого субъекта реальна и действенна только в том
случае, если ты сохраняешь контроль над стандартами своего поведения, можешь
деавтоматизировать их, т.е. если ты сам можешь изменить свою позицию сообразно позиции
другого. Конечно, эта культура выработки — а не принятия только средств взаимодействия
— есть культура прежде всего личностная, т.е. формирующаяся на уровне становления и
развития личностей. Вероятно, на этом, фундаментальном, уровне бытия культуры будет,
судя по всему, решаться судьба других культурных проблем.
Трудности осуществления этой перспективы значительно вырастают, когда мы обращаемся к
событиям отечественной истории последнего десятилетия. Кризис тоталитарного режима, в
котором культура выполняла служебную, в основном идеологическую роль, вместе с
разрушением системы догматических нормативов привел к обвалу «несущих опор» самой
культуры. Культура перестала выполнять ориентирующую и нормативную функцию в
повседневном поведении людей (я не касаюсь здесь сфер профессионализированной
внешней культуры). Поскольку в нашей истории культуры не сложился слой
автоматизированных форм экономической, правовой, политической деятельности,
соответствующих гражданских прав и обязанностей, то последовал провал в более глубокие,
архаические пласты культуры.
Когда нынче говорят об одичании, это можно истолковать и в том смысле, что в
повседневном поведении людей и в социальных взаимодействиях обнажились архаические
культурные стереотипы, действующие по принципу «свое (наше) — чужое».
