 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Традиционно в сознании общества выделяют две пары уровней: психологический и
идеологический, обыденный и научно-теоретический. В первой паре различие проводится по
степени и характеру выраженности социальных позиций людей. Во второй — по
систематичности и глубине отражения бытия. В соответствии с этим теоретическое
сознание, «возвысившееся» над бытием, а также и над обыденным сознанием (и над
общественной психологией), оказывается «ближе» к бытию в смысле полноты правильности
его отражения.
Для марксизма в этой проблематике ключевым оказался вопрос о связи науки и идеологии.
Предполагалось, что идеология классовых обществ была ненаучной, т.е. выражала интересы
господствующих классов и этим выражением подменяла теоретически обоснованное,
«правильное» отображение социальной реальности. Прогноз на будущее связывался с
убеждением в том, что рабочий класс, покончив с господством одних слоев общества над
другими, вытеснит из общественного сознания частную идеологию и заменит ее научным
отображением общественного бытия людей.
В XX в. эта гипотеза была модифицирована: провозглашалась смена частной и ложной
идеологии идеологией научной, выражающей гармонию интересов на почве общественной
собственности. О том, что научность этой идеологии оказалась иллюзорной и, прямо скажем,
фальсифицированной, речь уже шла выше. Но нас здесь интересует другой вопрос: можно ли
было создать действительно онаученную идеологию? Или так: можно ли заменить
идеологию наукой? Или так: можно ли очистить общественное сознание от идеологии,
полностью деидеологизировать его?
Иначе говоря, можно ли провозгласить и фактически положить конец идеологии?
«Прекратить» идеологию с расчетом на то, что отношения между людьми, построенные по
логике вещей, сами собою создают некое прозрачное пространство сознания, где будут
действовать простые и четкие жизненные ориентиры и, естественным образом, из мышления
и деятельности людей будут изжиты всякие идеологические моменты. Если это так, то нет
нужды в идеологическом или идейном осмыслении путей развития общества. Каждый сам
себе идеолог, а в случае чего — жизнь научит.
Гипотеза деидеологизации общественного сознания содержит этот, не всегда ясно
высказываемый и четко проговариваемый мотив. Но он явственно звучит в
коммерциализации образования и культуры, в отсутствии для нашей страны какой-либо
общественной программы или «картины», позволяющей хотя бы «оживить» ценностные
ориентации людей.
Кризис идеологии и деидеологизация привели к торжеству логики вещей, логики
«бильярдных шаров», действующих по принципу столкновения и отскока. В идеологическом
вакууме поселились разнообразные мифы: политические, экономические, космические.
Они не придали сознанию общества ни стройности, ни перспективы. Оно оказалось
провалом в пустоту, где ценностные ориентации людей не находят опоры и сами утрачивают
смысл.
Ситуация, если приглядеться, не такая уж оригинальная. Ее пережили многие страны,
утратившие государственную или национальную идею. Типичным является и наступление
прагматизма в такие периоды истории и наступление позитивистской идеологии (да, ведь это
идеология, только лишенная исторической перспективы и личностной глубины),
овеществляющей человеческие взаимосвязи, редуцирующей человеческие качества к
некоему предметному стандарту.
Опыт развитых стран, пытавшихся преодолеть идеологический кризис, показывает:
отжившие идеи преодолеваются более привлекательными и перспективными.
Идеологический вакуум как таковой существовать не может: либо он заполняется новыми
ориентирами, либо место занимает пещерная идеология с самыми примитивными
