 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
естественной, я хочу подчеркнуть: формирующийся сейчас образ новизны в значительной
мере противостоит типичным представлениям о новизне, творчестве, совершенствовании,
сложившимся в эпоху индустриального общества, характерным для новоевропейской
культуры.
В описываемом противостоянии намечается соотнесение, взаимодействие и
взаимоотталкивание двух разных пониманий новизны, двух разных стремлений к ней.
Выявляются два образа новизны; отношения между ними несимметричны, но они не
взаимоисключают друг друга.
Поверхностные фиксации этого соположения часто предопределяют простое решение
вопроса: в индустриальном обществе была доминирующей ориентация индивидов на
модернизацию и новизну, а в постиндустриальном значимость того и другого утрачивается
(а вместе с этим — и значимость социальной эволюции, истории, ее направленности и т.п.).
Поскольку расширяющаяся новизна как бы задавала некую историческую направленность,
определяла силовые линии истории, служила мерилом социальной энергетики, то вместе с ее
девальвацией обесцениванию подвергаются понятия о направленности социального
процесса, его силах и мерках, об истории как пути человечества.
Тема завершения истории, культуры, социальности не дает покоя философам и
культурологам. Несколько утрируя ситуацию, можно сказать так: если классическая
философия выдвигала авторов, рисующих все более грандиозные картины прогресса, то
современная — порождает в основном пророков конца, «заката», деградации социальности.
Мало шансов привлечь внимание публики рассуждениями об усовершенствовании форм
общественной эволюции. Зато велико искушение поставить еще одну жирную точку в
очередном философском объявлении о прекращении социального времени или развития.
Между тем входящие в жизнь поколения, возникающие государства, новые системы связей и
деятельности людей естественным образом ставят вопрос о формах происходящих
изменений, об их согласуемо-сти и перспективе. Человечество освобождается от прежних
схем эволюции, но оно вовсе не отбрасывает тему направленности; идет поиск средств ее
выражения, соответствующих новой логике жизни человеческого сообщества. Можно — по
аналогии с предшествующими рассуждениями — говорить о сопоставлении двух разных
схематизмов, характеризующих направленность истории: одного, связанного с линейными
характеристиками, экстенсивными определениями, установками на конкретные цели
(формации, ступени, ситуации), и другого, определяющего ориентиры взаимодействия
различных социальных обществ и субъектов, сконцентрированного не на внешних средствах
существования социальных систем, а на динамике их самоизменения, на модификациях
качеств деятельности, жизни, сотрудничества социальных индивидов и более масштабных
социальных субъектов.
Можно это пояснить и так. Линейная эволюция общества и соответствующая трактовка
направленности изживаются обществом практически: пространственные и вещественные
ресурсы почти исчерпаны, доступные энергетические близки к исчерпанию, другие
недоступны либо опасны. Итак, поприще социальности ограничено, экстенсивное развитие
катастрофично, линейные схематизмы рациональности и производства бесперспективны.
Что из этого проистекает?.. Либо объявление конца истории (социальности, логики,
метафизики и других «классических» стандартов), либо...
С точки зрения обычной логики в этом пункте наших рассуждений следовало бы объявить о
продолжении истории (о жизнеспособности описывающих ее схематизмов). Однако
проблема в том и состоит, что «классические» стандарты описания общественной эволюции
себя исчерпали. А человеческое сообщество между тем постоянно решает задачи
соразмерности позиций и претензий составляющих его субъектов. Направленность истории
не задана как цель, но она постоянно присутствует в социальных взаимодействиях как
задача, как прогноз потребных результатов, как модель, корректирующая выбор средств, как
