 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Человеческий индивид высвобождается из непосредственной социальной зависимости, и она
становится отделившейся от человека, посторонней для него социальной связью,
общественным отношением, функционирующим как бы в стороне от него в качестве особого
рода вещи. С «другой стороны», вещью или системой вещей особого рода, отделившихся от
индивидов и их непосредственных зависимостей оказывается производство. Орудия и
средства деятельности начинают «отрываться» от индивидных форм бытия людей,
собираться и группироваться в совокупности и ряды, создают особую сферу жизни
общества, новые нормы человеческого поведения, реализации и развития сил человека.
Производство оформлялось как совокупность вещественных условий, орудий, средств,
объединенных для получения вещественной продукции, сохраняющей и пополняющей
бытие людей. Люди, оживляющие процесс производства, тоже предстали прежде всего с их
«вещественной стороны» как носители энергии, как телесная двигательная сила. И даже
общественные отношения, приняв форму опосредованных человеческих зависимостей,
приобретали вещный характер. Производство, развертываясь как предметная структура,
особый механизм человеческого бытия, казалось, и всем другим аспектам жизни людей
придало вещный вид и способ проявления.
Но не физические законы, не логика вещей определила сохранение и рост производства.
Вещи в нем движутся и взаимодействуют по формам деятельности людей, и люди в нем
должны быть приспособлены именно к этим формам. Конечно, представляется странным,
что производство, обособляясь и развиваясь по формам человеческой деятельности, на
первых порах «потребляет» работника как мускульную энергию и физическую силу, что оно
предстает и трактуется (многими до сих пор) как производство вещей. По сути же
производство вещей — лишь момент воспроизводства овеществленных социальных форм и
человеческих сил. Иными словами, человек в производстве вступает в контакт не с вещами, а
с выраженными в них формами движения человеческих сил. Поэтому и от работника — чем
дальше, тем больше — требуется способность управлять этими силами, а не просто быть
сгустком возбуждающей их энергии. И это уже не физика, характеризующая производство с
точки зрения природных законов. Это — метафизика, рассматривающая производство вещей
как момент социально-человеческого процесса.
«Первая метафизика» производства возникла в экономике как в особом измерении, особом
понятии, характеризующем процесс производства с точки зрения эффективного насыщения
его человеческими силами и взаимосвязями. Я говорю об экономике как о первой
метафизике производства потому, что культура и история должны были в дальнейшем дать и
«второе» и «третье» метафизическое истолкование социально-человеческого процесса и
показать, в частности, ограниченность «экономической метафизики», ее способность видеть
только абстрактные формы реализации человеческих сил, а стало быть, и непроницаемость
для нее многих важных аспектов человеческого бытия. Однако на первых порах именно
экономика подвела человеческое мышление к пониманию производства как предметного
тела цивилизации, предметного «сгущения» взаимосвязанных человеческих сил. Представив
производство как особую систему вещей, экономика положила начало выявлению в этой
системе социальных форм, использованию этих форм как измерителей эффективности
человеческих действий. Отсюда же проистекает и расхождение двух трактовок деятельности:
как квазиприродного процесса и как предметного синтеза человеческих сил и связей.
Экономика высветила функционирование и развитие связи людей, осуществляемой через
производство. Тем самым она определила и новую систему измерения человеческих сил и
способностей, природных вещей и культурных ценностей. Все это обретало общий
абстрактный измеритель, независимый от конкретных свойств людей и вещей. Подчеркнем
то обстоятельство, что человеческие качества оказались включенными в ситуации сравнения
и измерения в ряду других вещей, т.е. как овеществившиеся, отделившиеся от своих
субъектов формы.
