 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
которое можно подвести и в соответствии с которым можно «расставить» (развитые —
неразвитые) различные общества. Нет одного лидера, который мог бы «прятаться» за этим
измерением. Нет единого Востока, поскольку он сам «распадается» на ряд экономических и
культурных центров и периферий. Не имеет смысла прежний стереотип,
противопоставляющий Восток и Запад, поскольку не менее весомой оказывается оппозиция
Север — Юг, а при более внимательном анализе — целый ряд оппозиций: Европа —
Африка, Япония — Азия, США — Латинская Америка.
Общность современного социального мира оформляется не как единая линия, «ось», по
которой «выстраиваются» разные страны, а как связь и взаимодействия самобытных систем,
обладающих собственной логикой эволюции, но вырабатывающих новые стандарты
взаимоопределения интересов.
Это обстоятельство важно учитывать, когда возникают дискуссии об особом пути России.
Если славянофилы в середине XIX в. могли выдвигать аргументы против засилья западного
индустриализма или европейской науки, а западники могли эти же, по сути, аргументы
переформулировать для доказательства европейского пути России, то теперь вступают в
силу совершенно другие ориентиры и стандарты: глобальная проблематика современного
социального мира создает поле и для определения самобытности обществ, и для
уравновешивания их интересов, и для испытания их возможностей.
В современном социальном мире возникает формация или «суперформация», в которой
соприсутствуют и взаимоопределяются общества, располагавшиеся в соответствии с
линейными и ступенчатыми схемами на разных «этажах» социальной эволюции,
соответственно этому характеризовавшиеся как более или менее развитые, прогрессивные,
цивилизованные, культурные и т.п.
Осознание этой ситуации не отменяет установки на выделение в предшествующей истории
основных ступеней и крупных форм. Однако оно корректирует эту установку, как бы
предупреждая, что нельзя понять отдельные общества, цивилизации и культуры, сводя их к
какому-то общему — экономическому, технологическому или политическому — измерению.
Необходимое сопоставление различных социальных систем не является еще объяснением их
собственной динамики, пониманием их культурной специфики.
Другой важный мотив, подсказанный современной ситуацией, указывает на зависимость
социальных форм от деятельности людей. Проблема выработки современным человечеством
новых стандартов взаимодействия может быть (конечно, с оговорками) использована и для
ретроспективного анализа социальной эволюции.
В пояснение сказанному можно использовать такой образ. Люди совместными усилиями
создают и меняют порядок социальной жизни. Это — «прямая» перспектива человеческой
истории. Со временем люди создают развитые средства различных видов деятельности, и те
приобретают форму самодействующих «машин», а люди оказываются либо отделенными от
этих «машин», либо элементами в составе их. Это — обратная перспектива истории. И
прямая и обратная перспективы имеют свои реальные основания. Скажем, зависимость
людей от таких «социальных» машин является практически действующей формой. И если
мы опустим момент создания, модификации или преобразования этих «машин», она
предстанет практически истинной обыденной формой нашего повседневного существования.
Выяснение моментов создания, воспроизводства или преобразования ее не ликвидирует
обыденного факта зависимости людей от ее действия. Но эта обыденная достоверность
обособленных форм не «перекрывает» их исторического развертывания, различного их
соотношения с деятельностью людей, с развитием последних.
Эта тема будет развиваться не по традиционному руслу, если мы перестанем отождествлять
социальные формы с формами, внешними по отношению к индивидному бытию людей, если
мы признаем формы, связывающие силы, способности, потребности, мышление людей,
