Navigation bar
  Print document Start Previous page
 71 of 156 
Next page End  

Пространство для ребенка тоже раскрывается не как физическое, но как пространство
организованной человеческой деятельности, как пространство общения. Вещи, их формы, их
взаимное расположение и упорядоченность — все это бытует в поведении ребенка через его
взаимодействия с близкими, через конкретные человеческие смыслы вещей. Освоив,
«обыграв» эти простые смыслы, ребенок получает возможность проникнуть в скрытые до
поры значения вещей, обнаружить другие порядки их сопоставления, взаимодействия,
употребления, вообще помыслить порядок как нечто отдельное от вещей. Пока же
знакомство с простыми временными и пространственными формами деятельности,
обеспеченное связью ребенка и взрослого, создает исходную «канву» хронотопа.
Развертывание сил и способностей формирующегося индивида на этой основе открывает ему
путь к познанию многомерных отношений реальности.
Можно сказать, нормальный ребенок с самого начала своего личностного развития
оказывается втянут в метафизическое освоение реальности. Вступая в чисто физические,
казалось бы, контакты с вещами, он вынужден осваивать человеческие способы
взаимодействия с ними. Впоследствии он окажется перед проблемой многомерного
истолкования социального и природного процессов.
§ 3. Социальная философия — метафизика человеческого бытия
Метафизическое отношение ребенка к вещи сродни метафизическому отношению к вещам
социального философа. Для ребенка вещь сохраняет тепло человеческой близости, некий
магнетический характер связи человеческих желаний, выполняет роль побуждения к каким-
то действиям, развлечениям, играм. Она «обыгрывается» в различных образах действия и
символических значениях. Стул, к примеру, может оказаться и норой, и замковой башней, и
самосвалом. Сходным образом — в масштабах, конечно, более развитого и
структурированного мировоззрения — для социального философа вещь, помимо своей
прямой функции, может открыться и как инструмент деятельности, и как измеритель
человеческих сил, и как стандарт общения, и, в совокупности всего этого, как
кристаллизация различных социальных связей. И не природной своей материей она здесь
важна, а прежде всего сплетением социальных значений и смыслов, что раскрывается в ней
при соприкосновении с созидательной человеческой деятельностью. Поэтому-то в
социально-философском исследовании речь идет не столько о вещи, сколько о социальной
предметности, о предмете, который в материале вещества, знаков и соответствующих
образов закрепляет и связывает различные социальные значения и человеческие смыслы.
Каждый такой предмет «оживает» лишь тогда, когда включается в текущую деятельность
человека, а через нее вступает в связи с другими предметами и, стало быть, с воплощенными
в них социальными качествами и значениями. Тогда возможно «взаимораскрытие»
непосредственно вещественных и знаково-символических форм предметности, ибо они
оказываются моментами единого процесса осуществления деятельности, ее разделенных и
связных мотивов. Если же предметы из деятельностного процесса выключаются, они
начинают тяготеть к вещественной замкнутости и скрывают многообразие социальных
значений.
Философия до сих пор уделяла недостаточно внимания социальному значению человеческой
предметности. Конечно, предметность как-то учитывалась в трактовках человеческих
взаимодействий, но из этих трактовок обычно выпадало понимание предметов как носителей
социальных качеств и сил, концентрирующих форму и энергию человеческой деятельности,
расширяющих реальные возможности социальных индивидов.
Социальная философия XX в. сфокусировала внимание на знаково-символических аспектах
бытования человеческих предметов, на их способности представлять различные языки,
формы культуры, социальности, знания, духовных связей. Так, например, русский экономист
Н.А. Кондратьев говорил о человеческих предметах как воплощениях духовной культуры,
как пространственно-образных репрезентациях социальных функций [1]. К. Ясперс
Hosted by uCoz