 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
рассуждал о «шифрах» трансценденции, т.е. о символах невоспри-нимаемых,
сверхчувственных, объемлющих человеческое бытие связей, косвенным образом
выявляемых предметами. Много было сказано о знаковости предметов в составе социальной
реальности — структурализмом, в составе общественных отношений — символическим
интеракционизмом.
1 Кондратьев Н.А. Основные проблемы экономической статистики и динамики // Социо-
Логос. М., 1991. С.100 — 104.
Эти указания намечали метафизический план бытования социальной предметности, ее
включенность в разнообразные связи бытия, не описываемые естественнонаучными
исследованиями, но определяющими реальную жизнь людей. Этой метафизикой
подразумевались различные «слои» бытия: и космический, и природный, и непосредственно
социальный. Философия, видимо, по традиции возвращалась к самым широким, самым
абстрактным метафизическим планам описания жизни людей. А вот «ближайшая» —
сопряженная с процессностью и многомерностью социального бытия — метафизика
оказалась недооцененной. Поэтому и зависимость экономических, технологических,
культурных схем от качества сил и способностей людей, от предметно воплощаемой ими
энергии казалась недостойной специального внимания. Поэтому и сложное многообразие
природной материи, осваиваемой человеком, до поры до времени не учитывалось в практике
общества.
Когда мы замечаем, что для социальной философии важна не природная материя вещи, а те
связи и формы человеческой деятельности, что в ней воплощены, этим вовсе не принижается
значение природной материи. Учет ее значения — не только в трактовке ее как материала
деятельности («сырого материала», как иногда говорят), но и в понимании ее собственной
многосложности, возникшей и проявляющейся за рамками форм человеческой деятельности.
Но эта сложность, именно потому, что она не порождается человеческой деятельностью, не
может быть охарактеризована в границах социальной философии. Последняя в состоянии
лишь предостеречь мышление и действие людей от простого отношения к вещам, от
физического только объяснения вещей и их взаимодействий. В этом предостережении
неявно присутствует взгляд на природные вещи, который тоже можно назвать
метафизическим. Но этот взгляд должен быть развит уже не в социальной философии, а в
других сферах человеческого мышления и освоения мира, в том числе — и в физическом
познании.
Возвращаясь в пределы социальной философии, стоит подчеркнуть: простейшие функции и
значения вещей, так же как и более широкие смыслы их бытия в социальном процессе,
являются результатом воплощения социальных форм, форм человеческой деятельности, т.е.
они являются результатами не физического, но социального процесса.
Следовательно, уточняя социально-философскую метафизику вещей, мы разоблачаем не
столько физический способ их понимания, сколько квазифизический, а по сути социально
одномерный способ их видения и использования.
Метафизика социальной философии оказывается не попыткой преодоления природных
стихий и в этом смысле — не попыткой преодоления физической логики, эту стихию
выражающей, но установкой на разоблачение науки, оперирующей бескачественными
вещами, одномерными характеристиками людей и предметов их жизнедеятельности.
Социальная философия как метафизика противостоит не физике, не физическому способу
понимания природных взаимодействий, но абсолютизации определенных, ограниченных
физических представлений, традиции истолковывать эти представления в качестве
универсальных пособий для объяснения самых различных систем. Социальная философия не
претендует на то, чтобы ограничивать область этих представлений какими-то конкретными
рамками, но она указывает на их ограниченность, сопряженную с культурно-историческими
