 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Г. Эриксон: «Стратегия психотерапии»
112
Хаксли продолжал свою визуальную галлюцинацию, чувствуя, как его голова
поворачивается из стороны к сторону, качается вверх и вниз; следя за едва видимым,
ритмически движущимся предметом. Постепенно образ предмета становился все более и более
четким, пока наконец он не увидел розу гигантских размеров, вероятно, около трех футов в
диаметре. Этого Хаксли не ожидал и сразу понял, что это было не оживление в памяти, а самая
настоящая галлюцинация. Он понял также, что вполне может добавить к этой картине
обонятельную галлюцинацию, например, сильный свежий аромат, не похожий на аромат розы.
Эта попытка тоже была успешной. Проведя ряд экспериментов с различными галлюцинациями,
Хаксли вышел из состояния транса, и мы подробно обсудили все, что у него вышло. Ему
приятно было узнать, что его экспериментальные открытия, сделанные без моей помощи и без
моих внушений, полностью соответствовали результатам плановых экспериментов с другими
субъектами.
В ходе обсуждения мы затронули вопрос об анестезии, амнезии, диссоциации,
деперсонализации, регрессии, потере чувства времени, гипермнезии (пункт, весьма трудный
для проверки, поскольку Хаксли обладал почти феноменальной памятью) и воскрешении
совершенно забытых событий.
Хаксли обнаружил, что анестезия, амнезия, потеря чувства времени и гипермнезия вполне
возможны в легком состоянии транса. Другие же явления, которые он настойчиво у себя
вызывал, приводили к возникновению более глубокого транса.
Анестезия, которую он вызывал у себя в легком трансе, была более выраженной в
определенных частях тела. При попытке распространить анестезию на все тело, начиная с шеи,,
Хаксли обнаружил, что начинает «скользить» в глубокий транс.
Амнезия, как и анестезия, была эффективной только тогда, когда носила выборочный
характер. Любая попытка вызвать общую амнезию приводила к возникновению глубокого
транса.
Потеря чувства времени оказалась вполне возможной, и Хаксли предположил, что часто и
подолгу использовал ее в своем . состоянии глубокой рефлексии, хотя формально впервые
познакомился с этим понятием благодаря мне.
Гипермнезия, которую так было трудно проверить из-за его великолепной способности
помнить прошлое, проявилась, когда я попросил его в состоянии легкого транса быстро
назвать, на каких страницах в его различных книгах можно найти некоторые параграфы.
Услышав эту просьбу в первый раз, Хаксли вышел из состояния легкого транса и сказал: «Ну,
Милтон, вряд ли я сейчас могу это сделать. Я, скорее, смогу процитировать наизусть большую
часть этой книги, но номер страницы с каким-то параграфом – это почти немыслимо». Тем не
менее, когда он вернулся в состояние легкого транса, я назвал ему том и вслух прочел
несколько строк из параграфа, а он должен был назвать страницу, где находится этот параграф.
Его ответы были верными в шестидесяти пяти процентах случаев. Когда он вышел из состояния
легкого транса, ему была дана команда оставаться в сознании и выполнить ту же задачу. Если в
состоянии легкого транса номер страницы как бы «вспыхивал» в его мозгу, то в состоянии
бодрствования ему приходилось в уме закончить параграф, начать следующий, потом вернуться
к предыдущему параграфу, а потом уже попытаться «угадать номер страницы». Хаксли не смог
сделать это также быстро, как тогда, когда он находился в состоянии легкого транса. Когда ему
позволили тратить на эту задачу столько времени, сколько он пожелает, точность его ответов не
превышала сорока процентов, причем только с недавно прочитанными книгами.
Затем мы повторили в среднем состоянии транса все те задачи, которые Хаксли выполнял
в легком состоянии транса. Он сделал это гораздо легче, но постоянно испытывал ощущение,
что впадает в более глубокий транс.
Потом мы вернулись к вопросу о глубоком гипнозе. У Хаксли легко возник глубокий
сомнамбулический транс, в котором он полностью потерял ориентацию во времени и
пространстве. Он мог открыть глаза, но описал поле своего зрения как «колодец света», в
котором он находился вместе с креслом. Он сразу же заметил явное спонтанное ограничение
своего зрения, и у него появилась четкая осознанная мысль о том, что он обязан обсудить со
мной сложившуюся обстановку. Осторожные, тщательно сформулированные вопросы
показали, что у него возникла полная потеря памяти относительно ранее произошедшего. Он
