 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Г. Эриксон: «Стратегия психотерапии»
120
произошло. Хаксли нашел мое повествование о ребенке на песке, о глубоком овраге, о
коридоре очень интересными замечаниями, хотя и фантастическими, но, по мнению Хаксли,
имевшими какое-то значение и какую-то цель. Но они ничего не раскрывали и не объясняли
ему. Каждое мое высказывание само по себе ничего ему не говорило и предназначалось только
для образования определенных ассоциаций. Однако никаких результатов и не предвиделось,
пока вновь не было произнесено слово «доступный», что привело к такому же эффекту, как и
раньше. Хаксли снова рассказал все происшедшее с ним, не сознавая, что уже делал это.
Соответствующие внушения, сделанные ему, когда он во второй раз закончил свое
повествование, позволили ему полностью вспомнить свой первый рассказ. Он очень удивился и
захотел сравнить два своих рассказа, пункт за пунктом. Их идентичность удивила его, он
заметил изменения лишь в порядке повествования и в выборе слов.
Снова, как и прежде, была индуцирована постгипнотическая амнезия, а затем последовал
его третий рассказ, после чего Хаксли осознал, что это происходит уже в третий раз.
Были высказаны обширные подробные замечания относительно всей последовательности
событий, проведено сравнение отдельных отрывков и сделаны комментарии относительно их
значения. Мы обсудили многие пункты и рассмотрели их значение. Иногда, для описания
некоторых моментов, индуцировались краткие состояния транса. Я сделал относительно мало
замечаний к содержанию опыта Хаксли, поскольку только он сам мог дать полную картину
своих ощущений. Мои замечания касались, главным образом, последовательности и общей
картины развития событий.
В конце дискуссии мы пришли к соглашению о последующей подготовке этого материала
к публикации. Хаксли собирался использовать при написании статьи и «глубокую рефлексию»,
и самогипноз, но произошедшие с ним вскоре печальные события исключили эту возможность.
Заключительные замечания
К сожалению, настоящий отчет представляет собой только часть обширного изучения
природы и характера различных состояний сознания. Состояние «глубокой рефлексии» у
Хаксли не было гипнотическим по своему характеру. Наоборот, это было состояние
напряженности, полной концентрации мысли с одновременной диссоциацией от внешней
реальной обстановки, но с сохранением способности реагировать на внешние события. Все это
было всецело личным опытом, служащим, очевидно, неосознанной основой для сознательной
интеллектуальной деятельности, дающей Хаксли возможность свободно использовать все, что
проходило через его разум в состоянии «глубокой рефлексии».
Его гипнотическое поведение полностью соответствовало гипнотическому поведению,
вызванному у других субъектов. У него можно было вызвать все явления глубокого транса, он
мог легко реагировать на постгипнотические внушения и на минимальные «ключи». Он
заявлял, что гипнотическое состояние совершенно отличалось от состояния «глубокой
рефлексии».
Можно сделать некоторые сравнения состояния транса с тем, что происходит во время
сна. Несомненно, легкое включение «коридора» и «оврага» в ту же субъективную ситуацию
предполагает деятельность, напоминающую сновидение; такие особые включения зачастую
обнаруживаются как спонтанное выявление глубокой гипнотической идеосенсорной
деятельности у очень разумных, интеллектуально развитых субъектов. Сомнамбулическое
поведение Хаксли, его открытые глаза, реакция на мое присутствие, длительное
постгипнотическое поведение – несомненно говорят о том, что гипноз в этих специфических
условиях определял всю ситуацию в целом.
Исключительно появление у Хаксли диссоциативного состояния, даже сохранение в
памяти его первой просьбы о введении какого-то допустимого метода, который позволил бы
ему наблюдать под гипнозом свой собственный рост и развитие в искаженных временных
связях, говорит о всеохватывающей интеллектуальной любознательности Хаксли и
предполагает наличие очень интересных и информативных исследовательских возможностей.
Постэкспериментальный опрос выявил, что у Хаксли не было сознательных мыслей или планов
