 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Милтон Г. Эриксон: «Стратегия психотерапии»
167
кажется образцом литературного мастерства, пока не ляжет на бумагу, а прекрасное полотно,
увиденное так ясно и четко мысленно, становится мазней, когда кисть нанесет его на полотно.
Нужно четко помнить, что такие фантазии представляют собой поступки, события, далекие от
реальности, завершенные по своему характеру, и выражают не более, чем сознательное, полное
надежд, намеренное мышление,
Подсознательные фантазии принадлежат к другой категории психологического
функционирования. Они не представляют собой завершенные события и не очень далеки от
реальности. Скорее, они являются психологическими конструкциями, в различной степени
формулировками того, к чему готово подсознательное и что только ждет возможности, чтобы
стать частью реальности. Они означают не просто желание, а, скорее, действительное
намерение, ждущее удобного случая. Таким образом, можно ухитриться записать
нафантазированную историю на бумаге, но ее достоинство берет свое начало из «неожиданных
вспышек вдохновения, которые спонтанно приходят на ум». Или какой-то автор может
сознательно написать роман и обнаруживает, что характеры не просто совершают поступки, а
ведут себя так, как им заблагорассудится. В приведенных историях болезни сильный акцент
был сделан на фантазии, касающиеся будущего, и были сделано все, чтобы сохранить их в
подсознании в виде запрещающих и разрешающих внушений. В подсознании у каждого
пациента находится огромное количество вполне сформированных идей, неизвестных
сознательному уму. В ответ на внутренние потребности и желания всей личности
подсознательное использует эти идеи, превращая их в реальность повседневной жизни в
качестве спонтанного поведения в различных ситуациях.
Можно привести пример из экспериментальной практики. Здорового гипнотического
субъекта, которому не нравилось выставлять напоказ свою ученость, который говорил только
по-английски, в состоянии глубокого транса заставили продекламировать поэму «Лорелея» на
немецком языке. Это было проделано как видимая часть эксперимента с памятью, который уже
завершался, не сообщая ему, что он уже выучил поэму, и что она на немецком языке. Потом
была внушена постгипнотическая амнезия этого задания.
Спустя две недели на одной из вечеринок, предварительно проведя соответственную
подготовку, коллега автора предложил собравшимся развлечься тем, что они будут петь и
читать стихи на польском, немецком, итальянском, французском и испанском языках.
Прослушав все это с возрастающим недовольством, наш субъект заметил: «Я тоже могу
произносить ничего не значащие слоги» – и начал читать на память поэму «Лорелея».
Для сознательного мышления субъекта его реплики были не больше, чем бессмысленные
слоги, произвольно произносимые в этой ситуации. Оказался необходимым повторный сеанс
гипноза, чтобы убедить его в обратном.
Этот эксперимент отличается от истории болезни тем, что возможности в будущем в
жизненной ситуации не составляли часть экспериментальной ситуации. Скорее всего,
подсознанию испытуемого было дано специальное обучение, а позже была создана
возможность, при которой эти навыки могли проявиться в ответ на внутренние личные
потребности.
Что касается пациентов, то специальное, особое понимание будущего вырабатывалось в
их подсознании, а их действительные жизненные ситуации создали реальные возможности для
использования этих идей в ответном поведении в соответствии с их внутренними
потребностями и желаниями.
Образец, модель, по которым пациенты сделали свои фантазии частью своей реальной
жизни, совпали с обычной естественной эволюцией спонтанной реакции поведения в
реальности. Они были подчинены терапевтическим внушениям и были только реакциями
пациентов на их реальные ситуации.
Кроме того, их поведение проявлялось у них таким, каким оно возникало внутри них и в
соответствии с их потребностями в их непосредственной жизненной ситуации.
Так пациент А., смутно думая о следующей встрече с автором и действуя под
воздействием неожиданного импульса, попросил повышение жалования, что привело, в свою
очередь, к целой серии событий. Пациентка Д. не покидала своего дома по убедительным
причинам, которые она обсудила с автором, но все-таки сделала это, потому что ей хотелось
