 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Одного знания недостаточно. Мы все знаем людей, которые знают что, как и почему о своих
проблемах, но не способны поменять эмоциональное реагирование. По психологии написано так много
книг, из которых легко можно получить довольно исчерпывающие знания о личностных проблемах. Эти
книги редко помогают человеку проработать свои проблемы даже тогда, когда они представляют
полную информацию относительно того, что, как и почему. Причина в том, что знание является
функцией умственного сознания, которое не обязательно проникнет и подействует на телесное
сознание. Конечно, оно может подействовать на телесное сознание. Это случается в первые дни
психоанализа, до того как человек становится психологически искушенным. Тогда пациент, сон
которого был интерпретирован как стремление к инцесту со своей матерью, становится эмоционально
расстроенным и физически возбужденным этим известием. Оно ударило по нему, на что он среагировал
всем своим существом. Это была впечатляющая проницательность. Сейчас пациенты бойко говорят о
своей ненависти к матери или о том, как мать отвергала их без какой-либо сильной эмоциональной или
активной заботы.
Точно такая же ситуация, когда говорили о чувствах, не ощущая их, привела Райха сначала к
развитию техники характерного анализа, а затем техники «разбронирования» тела. Мы все еще пытаемся
уловить тайну слов, как будто от их произнесения вещи изменяются. Я думаю, дело заходит дальше.
Часто мы используем слова не для того, чтобы менять что-то. Мы чувствуем себя в безопасности, пока
можем говорить об этом, потому что разговор уменьшает потребность чувствовать и действовать. Слова
являются заменой действия, иногда очень необходимыми и ценными, а иногда они блокируют жизнь
тела. И когда слова используются как заменитель чувств, они абстрагируют и уменьшают жизнь.
Всегда существует опасность положиться на слова, хотя они не выражают правду о человеке.
Люди лгут умышленно. Они не могут делать этого на телесном уровне, потому что маскировка чувств
выдает неискренность. В курсе терапии я не часто сталкиваюсь с людьми, которые сознательно лгут
мне, хотя это случается. Но в таком случае дело в самообмане, когда человек утверждает что-то, что, по
его мнению, является правдой, но это не совпадает с правдой его тела. Люди часто говорят: «Я
чувствую себя прекрасно», в то время как даже беглый взгляд обнаруживает, что они выглядят
усталыми, опечаленными или угнетенными. Это может быть непреднамеренная ложь; часто люди
возводят фасад из слов, чтобы скорее успокоить себя, чем остальных.
Кто отважится сказать, что верит всем словам, которые говорят люди? Такой человек будет
совершенно наивным или глупым. Любой терапевт не доверяет словам пациента до тех пор, пока не
проникает за фасад или за защиты, которые пациент бессознательно воздвиг против самораскрытия.
Поэтому можно понять, почему Райх пытался проникнуть за слова и лечить проблемы пациента
на телесном, или энергетическом, уровне. Тогда почему же он потерпел неудачу? Потому что, несмотря
на недостоверность, слова необходимы для человеческого функционирования.
Слова являются большим хранилищем опыта. Они выполняют эту функцию на культуральном
уровне, в сказках, которые нам рассказывают, и в книгах, которые мы читаем. Это не только хранилище,
они гораздо более важны. История записана не только словами, существуют остатки материальной
культуры древнего человека, которые мы обнаруживаем или сохраняем из прошлых времен, но изучать
историю без обращения к словам, письменным или устным, будет сверхчеловеческой задачей.
Слова выполняют одну и ту же функцию для индивидуума и общества. Живая история жизни
человека находится в его теле, но сознательная история жизни - в его словах. Если у него не будет
достаточных воспоминаний о своем опыте, то будет мало слов, чтобы описать его. Если у него есть
воспоминания, они будут переведены в слова, которые он сформулирует для себя, скажет или напишет.
В любом случае, если память переводится в слова, она принимает объективную реальность,
увеличивающуюся, когда слова выражаются. При моей личной терапии, когда я увидел лицо своей
матери, злобно смотрящей на меня за то, что потревожил ее своим плачем, я громко сказал: «Почему ты
злишься на меня? Я плачу только потому, что хочу к тебе». Я пережил те же чувства, что и ребенок, но
выразил их словами взрослого. Делая это, я точно осознал оба чувства: обиды и шока от ее реакции.
Зная это, я мог понять, почему позднее в жизни я реагировал похожими чувствами шока и обиды, когда
сталкивался с такой же реакцией на мое желание достичь чего-то.
Выговариваясь, я делал предметными переживания как для себя, так и для моего слушателя,
Райха. Он также понимал переживания и разделял их со мной. Это делало их еще более реальными,
