 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
воспринимается субъектом без критики и выполняется им почти
автоматически.
Но независимо от того во внушении имеется еще элемент, без которого
определение является неполным. «Этот элемент или фактор составляет
преодоление или обход противодействия субъекта. Внушенная идея насильно
вводится в поток сознания, она нечто чуждое, нежеланный гость, паразит, от
которого сознание субъекта стремится избавиться, Поток сознания
индивидуума борется с внушаемыми идеями, как организм с бактериями,
стремящимися разрушить устойчивость равновесия.» Этот элемент
противодействия имел в виду д-р I. Grossmann, определяя внушение как
«процесс, в котором какое-нибудь представление пытается навязаться мозгу».
В конце концов, Б. Сидис останавливается на таком определении внушения:
«Под внушением понимается вторжение в ум какой-либо идеи; встреченная
большим или меньшим сопротивлением личности, она наконец принимается
без критики и выполняется без обсуждения, почти автоматично».
Определение это, выраженное в таком виде, стоит довольно близко к
сделанному мною ранее определению внушения, но тем не менее оно не может
быть признано вполне достаточным. См.: Бехтерев В. Роль внушения в
общественной жизни. СПб., 1898. С. 2. Прежде всего далеко не всегда
внушение встречается тем или другим сопротивлением со стороны личности
внушаемого лица. Это наблюдается чаще всего в тех гипнотических
внушениях, которые касаются нравственной сферы внушаемого лица или же
противоречат установившимся отношениям данного лица к тем явлениям,
которые служат предметом внушения. В большинстве же других случаях
внушение входит без всякого сопротивления со стороны лица, которому
производится внушение, нередко оно проникает в его психическую сферу
совершенно незаметно, несмотря даже на то, что действует в бодрственном
состоянии.
Что это так, доказывает пример, заимствованный из книги Охоровича «О
мысленном внушении», приводимый самим Б. Сидисом: «Мой друг П., человек
столь же рассеянный, сколь и остроумный, играл в шахматы в соседней
комнате, а мы, остальные, разговаривали около двери. Я заметил, что мой друг,
когда совсем погружался в игру, имел обыкновение насвистывать арию из
"Madam Angot", Я уже собрался ему в аккомпанемент отбивать ритм на столе;
но в этот раз он стал насвистывать марш из "Пророка".
"Послушайте, — сказал я товарищам, — мы сделаем с П. штуку: мы прикажем
ему (мысленно) перейти с "Пророка" на «La fille de madam Angol.»"
Сначала я стал отбивать марш, потом, воспользовавшись несколькими нотами,
общими обеим пьесам, немедленно перешел на более быстрый темп любимой
арии моего приятеля. П., со своей стороны, внезапно переменил мотив и начал
насвистывать "Madam Angol". Все рассмеялись. Мой друг был слишком занят
шахом королевы, чтобы заметить что-нибудь. "Начнем опять, — сказал я, — и
вернемся к "Пророку". Немедленно мы опять услышали замечательную фугу
Мейер-бера. Все, что мой друг знал, было только то, что он что-то
насвистывал.»
Нет надобности пояснять, что здесь не было мысленного внушения, а было
внушение слуховое, которое проникало в психическую сферу совершенно
незаметно для внушаемого лица и без всякого с его стороны сопротивления.
То же самое мы имеем и в других случаях. Возьмем еще пример из Б. Сидиса:
