 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Александр Евсеевич Хинштейн: «Какого цвета страх»
111
дела он всячески утаивал, однако по его поведению было видно, что он использует служебное
положение в каких-то личных целях, прикрывает своих коммерсантов. Правда, Литвиненко
делал все очень грамотно — составлял справки, проводил как бы официальные мероприятия.
—
Что произошло после похода в ЛогоВАЗ?
—
Через несколько дней нас пригласили в администрацию президента к Евгению
Савостьянову — он был тогда замглавы по кадрам. Предварительно ему позвонил Березовский,
и мы вчетвером — Литвиненко, Понькин, Латышонок и я — поехали на Старую площадь.
Перед этим Литвиненко спросил у Борис Абрамыча: а Савостьянов — надежен? «Да, —
ответил Березовский, — Такой человек нож в спину не вставит».
Савостьянов попросил рассказать, как было дело, потребовал написать рапорта. Мы
написали, оставили у него.
—
Зачем вы писали рапорт? Можно ведь было отказаться?
—
Так вопрос не стоял. Савостьянов отвечал за всю кадровую политику президента. Как
законопослушный гражданин, я не мог проигнорировать его требования…
Проходит ещ¸ немного времени, и всех участников похода, а также начальника нашего
отдела Гусака вызывает директор — Ковалев. «Литвиненко, зачем ты подставил ребят?» Мы
удивились: как это? «Вот, — говорит Ковалев, — кассета, на которой вы все записаны в
ЛогоВАЗе». Естественно, наше возмущение было беспредельным. Он не имел права негласно
записывать своих же коллег.
—
Вы уверены, что Литвиненко знал об этой записи?
—
Отлично знал. Это было ещ¸ одним звеном в комбинации: они отрезали нам путь к
отступлению, потому что кассету Березовский отдал Ковалеву.
Директор назначил разбирательство. Кстати, должен сказать, все комиссии работали
очень объективно.
—
Как скоро вы поняли, что коллеги изменили свое отношение к вам?
—
Сразу же. Может, в открытую никто своих чувств не выражал, но холодок я
почувствовал. Началось постепенное отторжение.
Одновременно по нам начали работать оперативные службы. «Наружка», прослушка —
весь комплекс мероприятий. В первую очередь «вели», конечно, Литвиненко, но контроль шел
и за остальными. Все это вместе взятое создавало жуткое психологическое состояние. Не с кем
было даже поговорить, посоветоваться. Литвиненко же всячески этот психоз раздувал.
Постоянно давил, угрожал. Пугал, что скоро всех нас арестуют, подбросят наркотики или
патроны. Что лично меня должны убить руками МВД.
—
Вы оказались загнаны в угол?
—
Именно так — пристать было некуда. Но Литвиненко нас успокаивал. Говорил, что
Боря хочет расставить своих людей. Были разговоры, что начальника нашего управления
Хохолькова снимут, его место займет Гусак. В общем, никого не забудут.
—
Вы этому верили?
—
Допустим, мне никаких должностей не обещали… Я просто уже оказался в этой
группе, пошел до конца. И пришел — к тому, что оказался фактически опозорен…
* * *
Центр Костромы совсем не похож на городской. Маленькие двухэтажные домишки,
разбитые узкие улицы. Правда, в этом и заключается костромской шарм: стоит отъехать чуть в
сторону — и ты попадаешь в царство ширпотребовской типовой застройки, где сквозь
одинаковые шторы мерцают одинаковые люстры «каскад» — верх мечтаний советского
человека (25 рублей, как сейчас помню)…
Улица Шагова — из разряда таких «каскадов». Сплошь утыкана осточертелыми
пятиэтажками. Но именно ей было суждено сыграть главную роль в нашей истории.
Когда человек попадает в экстремальную ситуацию, ему обязательно врезается в память
какая-то деталь — сущая ерунда. Все остальное со временем стирается, притупляется — даже
самое важное, но деталь эта запоминается навсегда. Я знаю это по себе.
