 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Александр Евсеевич Хинштейн: «Какого цвета страх»
243
назначенное время я приехал в четырехэтажный дом на улице Косыгина, позвонил снизу. Ко
мне спустилась внучка Федорчука:
—
Знаете, после разговора с вами дедушка не спал всю ночь, волновался. А утром мы
увезли его в госпиталь. Он ведь никогда не встречался с журналистами!
Только неделю спустя я нашел генерала по телефону.)
Лишь Чебриков продолжал тянуть. Нет, он не отказывался, но всякий раз просил
перезвонить — «я себя неважно чувствую, жена тоже прихварывает».
До 20 декабря оставалось всего несколько дней. Выхода не было, и тогда я обратился за
помощью к Николаю Ковалеву, директору ФСБ.
Звоню через день. В трубке совсем другой голос:
—
Да-да, товарищи со мной уже связывались. Записывайте.
—
Что записывать, Виктор Михайлович?
—
Как что?! Торжественное обращение к сотрудникам ФСБ. Меня ведь попросили
сказать несколько слов для чекистов.
Я пытался спорить. Втолковывал, что мне нужно не обращение, а интервью. Чебриков
был непреклонен. До этого за всю свою жизнь он дал только два интервью и общение с
журналистами строил по принципам, изложенным в ленинской работе о партийной печати.
Первое интервью называлось — «Перестройка и работа чекистов», второе — «Обновляя
национальную политику».
Обращение Чебрикова я опубликовал в полном объеме. В конце концов характеризовало
оно Виктора Михайловича не хуже любого интервью.
Вот этот текст:
«Поздравляю всех сотрудников контрразведки Российской Федерации с
праздником. Желаю утверждения здоровой, деловой и морально чистой атмосферы,
высокой правовой культуры, законопослушности, высокого профессионализма и
ответственности за порученное дело…»
* * *
Прошло ещ¸ несколько лет. Мои звонки к Чебрикову стали уже неким обязательным
ритуалом. Раз в месяц я слышал глуховатый голос:
—
Давайте чуть-чуть обождем. Не время пока.
До сих пор не могу поверить, что однажды Чебриков сменил гнев на милость. Правда,
каких трудов это стоило! Скольких соратников генерала упросил я похлопотать за меня!
Стояла осень. Чебриков вышел из подъезда кирпичного цековского дома на Сивцевом
Вражке. На голове — шапка-пирожок. Тяжелое драповое пальто. В руках — старомодный
дипломат.
Особенно меня поразила тяжесть пальто. Килограммов десять, не меньше. Я спросил:
—
Как же вы его носите?
—
Привычка, — ответил Чебриков.
Я предупредительно распахнул дверь, копируя виденных в кино ординарцев.
—
Разрешите ехать, товарищ генерал?
Он кивнул.
Машину я вел нарочито медленно, — заранее сбрасывал скорость, мягко притормаживал.
Осознание того, что рядом сидит историческая личность, невольно дисциплинировало.
«Эх, было бы это лет пятнадцать назад», — думал я. И, стоя на перекрестках, с чувством
тайного превосходства оглядывал соседние машины. Увы, Чебрикова никто не узнавал и
гордости моей оценить не мог.
«Ладно, — решил я, — В конце концов, так даже лучше».
Ощущение тайны, как мне казалось, ещ¸ сильнее объединяло нас. Наверное, в этом
заключалась суть и его профессии: тебе доверено то, о чем никто не знает и никогда не узнает.
—
У меня есть удостоверение ФСБ, Барсуков выдал, — заранее предупредил Чебриков. И
