 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Александр Евсеевич Хинштейн: «Какого цвета страх»
248
эта стала особо популярной после романа Э.Тополя «Красная площадь») был уличен в
коррупции и предпочел самоубийство тюрьме.
В действительности все оказалось намного прозаичнее. У Цвигуна обнаружили
неизлечимую болезнь: кажется, рак. С каждым днем боли мучили его все сильнее…
—
А как же коррупция? — спросил я у Чебрикова.
Чебриков ответил:
—
После смерти в сейфе Цвигуна нашли деньги и ценности. Вскрылись махинации с
покупкой им дачи… Только застрелился он не из-за этого.
Легенды и мифы брежневской поры — сказки перестроечного времени — одна за одной
разбивались о глуховатый голос Чебрикова. Все равно как после Майн Рида и Фенимора
Купера открыть Большую советскую энциклопедию и найти статью о Южной Америке. Там
будет все: население, точные координаты Гвианского нагорья, протяженность Анд и Амазонки,
но не будет ни слова про вождя Симеонов Оцеолу и охотника Натти Бампо.
Война между Андроповым и Брежневым, дело Бориса Бурятцы и бриллианты Ирины
Бугримовой. Самоубийство Щелокова и арест главного циркача страны Колеватова. При
ближайшем рассмотрении все эти, несомненно, превосходные истории теряли свою
таинственно-детективную привлекательность, ибо один из главных героев их сидел передо
мной — в старомодном костюме, в добротных полуботинках фирмы «Саламандер», и в его
обыденном облике не было ничего мифического и сверхъестественного.
Портрет Чебрикова в парадной генеральской форме — небольшая цветная фотография —
висит у меня над столом. Крепко сжатые уголки губ, напряженный повелительный взгляд.
А рядом висит портрет ещ¸ одного человека из прошлого. Он не так знаменит, как
бывший председатель. Его имя знают разве что несколько десятков историков, ибо практически
все, с кем служил он, давно уже перешли в мир иной.
Полковник Федосеев. Сергей Михайлович Федосеев. На слегка пожелтевшей карточке он
совсем ещ¸ мальчишка: ему чуть больше двадцати. К гимнастерке привинчен орден «Знак
почета»: он получил его в 40-м. Таким я не видел, да и не мог видеть, его никогда.
Познакомились мы полвека спустя. Федосеева оформили тогда на работу в Центр
общественных связей ФСБ: кем-то вроде консультанта. Платили ему какую-то мелочь, но он
был рад даже этим деньгам.
Обычно чекистов очень трудно прочувствовать: когда они искренни, а когда просто
делают вид. С Федосеевым все было иначе. Я понял, что понравился ему с самой первой
встречи. Как, впрочем, и он мне.
В Федосееве не было ничего того, что присуще многим ветеранам: маразматической
ностальгии, пафоса, брюзжания. На вещи он смотрел трезво, без доли субъективизма, и меня
порой даже удивляло, насколько совпадали наши с ним оценки — и людей, и событий.
Наверное, это — отточенность ума и четкость оценок — свойство настоящего
контрразведчика: не чекиста, не офицера, а именно контрразведчика, ведь контрразведка, о чем
забывают сегодня многие, это главное в спецслужбе, а все остальное — «гарнир», круги по
воде.
Распорядись обстоятельства по-иному, имя Федосеева могло бы греметь по всему миру.
До генеральских лампасов ему не хватило каких-то нескольких дней: судьба. Впрочем, на
судьбу Федосеев никогда не жаловался, звания и должности не имели для него особого смысла.
Слишком много генералов видел он за свою службу и слишком хорошо знал им цену.
Федосеев пришел в органы в 38-м — это был уже бериевский набор. В те времена люди
делали головокружительные карьеры: за полгода-год становились генералами. Начальники
менялись с такой быстротой, что сотрудники (те немногие, что умудрялись уцелеть) не
успевали запоминать их имен-отчеств.
Был ли Федосеев причастен к репрессиям? Этого вопроса я никогда ему не задавал. Не
знаю. Единственное, что обнадеживает меня: его взяли в НКВД, когда кровавый маховик уже
сбавил обороты. Да и служба, в которой Сергей Михайлович проработал почти всю жизнь —
контрразведка, — к репрессиям была причастна меньше всего.
Уже через год Федосеев стал начальником контрразведки московского управления НКВД.
В этой должности встретил войну.
