 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Александр Евсеевич Хинштейн: «Какого цвета страх»
255
Ловушка захлопнулась
Но вернемся к Яковлеву. К моменту задержания Файбышенко и Рокотова характер его
преступных дел и связи были уже достаточно установлены. Решили брать Дим Димыча с
поличным в момент совершения очередной сделки.
Однажды Раиса У., его «связная», рассказала нам, что Яковлеву из Ленинграда звонил
некто Павлов, говоривший с иностранным акцентом. Он просил передать, что на имя Дим
Димыча отправлена посылка.
Сомнений не было — Павлов был крупным финским контрабандистом. В отправленной
им посылке мы обнаружили десятки входивших тогда в моду золотых дамских часиков, ловко
упрятанных в пару резиновых сапог.
Вскоре Павлов приехал в Москву. Ни о чем не подозревая, Яковлев условился с ним о
встрече. Во время передачи «товара» он был арестован.
Отреагировал на свой арест Яковлев очень спокойно. Он сразу же сознался во всем и
сообщил ряд ценных сведений о каналах контрабанды. Подробно поведал закулисную историю
«черного рынка». Раскрыл неизвестные нам до того приемы контрабандистов и валютчиков.
Кстати, одновременно с арестом Яковлева наша служба раскрыла ещ¸ одно дело на
группу крупных московских, тбилисских и бакинских валютчиков. Как было установлено в
ходе расследования, участники группы совершили валютные сделки на общую сумму 20
миллионов (!) рублей.
Что разозлило Хрущева
В конце 1960 года тогдашний «первый» Н.С. Хрущев был с визитом в Западном Берлине.
Распалясь из-за чего-то, упрекнул местные власти за то, что «город превратился в грязное
болото спекуляции». В ответ кто-то из западников сказал: «Такой черной биржи, как ваша
московская, нигде в мире нет!»
По возвращении домой Хрущев потребовал от КГБ справку, как ведется борьба с
валютчиками и контрабандистами. Делать доклад поручили мне.
Председатель КГБ при СМ СССР А.Н.Шелепин всячески инструктировал меня перед
встречей. «Главное, — говорил он, — не увлекайтесь, а спокойно и сжато изложите
обстоятельства дела».
31 декабря я отправился в Кремль. На носу был Новый год, но настроение у меня было
далеко не праздничное. Миссия предстояла сложная.
Первую часть доклада, посвященную общим характеристикам «черного рынка», Хрущев,
однако, воспринял нормально. Время от времени даже бросал оживленные реплики. Но когда
речь зашла о деле Рокотова-Файбышенко, его словно подменили.
«Какое наказание ждет их?» — спросил первый секретарь. «8 лет», — ответил я.
Дело в том, что незадолго до этого Указом Президиума Верховного Совета СССР срок
наказания за незаконные валютные операции был увеличен до 15 лет. Но поскольку указ
приняли уже после ареста «купцов», такая мера могла быть применена к ним лишь при
условии, что закону будет придана «обратная сила». Я попытался объяснить Хрущеву, что это
противоречит общепринятой юридической практике, но он меня не слушал.
«Обожглись на молоке, теперь на воду дуете, — раздраженно бросил Хрущев. — Высокая
кара за содеянное должна образумить, устрашить других. Иначе это зло приобретет
угрожающие государственные размеры».
Спустя несколько дней состоялся Пленум ЦК КПСС. В своем заключительном слове
первый секретарь заговорил о деле валютчиков, как о примере «несовершенства» советского
законодательства. Требуя повести жесткую борьбу с «черным рынком», он ссылался на письмо
рабочих ленинградского завода «Металлист», выражавших возмущение мягким сроком.
Рабочие требовали «решительно покончить с чуждыми обществу тенденциями».
«Вот что думает рабочий класс об этих выродках!» — воскликнул Хрущев. И подверг
резкой критике генерального прокурора Р.А. Руденко за «бездействие».
