 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Александр Евсеевич Хинштейн: «Какого цвета страх»
85
—
Получается, это никого не волнует?
—
Выходит, так… Конкретный пример: в процессе следствия мы проверяли деятельность
Минфина в масштабах всей России. Взаимозачеты, договора поручительств. Вскрылись
вопиющие факты. Например, при проведении взаимозачетов между Минфином и
администрацией Архангельской области до бюджета не дошло 145 миллиардов
неденоминированных рублей — это где-то 25 миллионов долларов. Я предложил выделить этот
эпизод в отдельный материал, но руководство управления, увидев фамилии и должности
людей, пришло в ужас: «Серега, куда ты снова лезешь? Это же опять скандал!»
—
Как отреагировало руководство Генпрокуратуры на ваше увольнение?
—
Оно было к этому готово. Еще осенью один из руководителей мне сказал: мы не будем
возражать, если ты попросишься на пенсию.
—
Вы ведь не единственный из «важняков», кто уволился за последнее время?
—
Ушли почти все старые «важняки», все «зубры»… Остались — единицы: Костырев,
Филин, Горбунов… Но они не нужны. Зачем? Эти люди заслужили право иметь собственное
мнение. Они могут объяснить любому прокурору в погонах, что крокодилы не летают.
—
А в чем, по-вашему, причина? Почему люди уходят?
—
Не могу ответить за каждого, но думаю, что причиной всему — перемена обстановки.
Когда человек теряет интерес к работе… Когда он знает, что в итоге все закончится не так, как
должно быть по закону, а как требует конъюнктура… Когда постоянно нужно юлить,
изворачиваться, дабы удовлетворить чьи-то там потребности…
Я пришел в следственную часть в 89-м году. Моими наставниками были Горбунов,
Данилов. А у кого будут учиться те, кто приходит сегодня? У Бирюкова, нынешнего куратора
«важняков»? Я ещ¸ ни от одного человека не слышал, чтобы профессионализм Бирюкова
вызывал хоть у кого-то удовольствие.
—
А чем плох Юрий Станиславович Бирюков?
—
Командира погранзаставы во главе всех пограничных войск ставить нельзя. А вот
человека, руководившего прокуратурой городского звена, назначать фактически руководителем
Генпрокуратуры можно…
Когда я в последний раз попытался продлить срок следствия, мне было сказано, что никто
из моих руководителей с таким постановлением к господину Бирюкову не пойдет, потому что
господин Бирюков и слышать не хочет об уголовных делах, которые ведутся больше года. Это
уровень человека, который, по сути, руководит сегодня Генпрокуратурой!
Но если господин Бирюков так говорит, это значит, что он и слышать не хочет о
коррупционных делах в принципе. Невозможно дела о коррупции заканчивать в обычные
сроки, потому что все они связаны с зарубежными счетами и ответы на запросы приходится
ждать годами.
—
Не жалеете, что ушли из прокуратуры?
—
Нет, не жалею, потому что ничего в прокуратуре с момента моего ухода не изменилось.
Люди устали. Если непрофессионализм господина Бирюкова обсуждается уже не
следователями, а начальниками, людьми на высоких должностях… Какие ещ¸ нужны слова?
* * *
Они ничем не похожи друг на друга: флегматичный, худой Гребенщиков. И приземистый,
тучный Семин — бывший зампрокурора Москвы. И ещ¸ один бывший: следователь
транспортной прокуратуры Георгий Цабрия. И тем не менее в сознании моем все эти люди есть
единое целое…
…С пустыми руками идти в больницу было неудобно. В редакционном буфете я купил
килограмм мандаринов, но перед самым входом в больничный корпус лопнул пакет, и
мандарины желто-зелеными бомбами высыпались на снег. Это было очень красиво: яркие
мандарины на искрящемся белом снегу. Красиво и одновременно символично — ведь нет
ничего более противоестественного, чем мандарины на белом снегу…
Следователь Цабрия лежал на спине, обмотанный проводами. Он узнал меня сразу.
