 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
возможность поверить в мое лидерство. В ходе третьей попытки, когда Нэнси лежала на кровати, пиная
ее что есть мочи и стараясь завопить, из нее вдруг вырвался глухой, но сильный звук, сразу же
перешедший в глубокие рыдания, исходившие из живота. Когда плач прекратился, она воскликнула: «Я
не умираю! Я не умираю!» Нэнси почувствовала в этот момент, что, наконец, прорвалась сквозь свой
страх, который часто преследовал ее, связывая по рукам и ногам и не давая полноценно жить. Ее
мужество и готовность иметь дело с разными своими жизненными ситуациями заметно возросли,
поскольку в животе у нее возникло хоть немного чувства - которое мы могли бы описать как «сидящее в
кишках». Но пока не могло быть и речи о том, чтобы весь страх Нэнси улетучился. Она заглянула своему
страху смерти в лицо, не побоялась вступить в преисподнюю, а теперь ей предстояло поработать, чтобы
благополучно пробраться через нее.
Один из моих пациентов как-то рассказывал об инциденте, который имел место с его дочерью,
милой девчушкой пяти лет. Она играла со своими родителями в мяч и получала от этого бесконечное
удовольствие. Ее младший братик, которому было года два и который наблюдал за происходящим,
захотел занять ее место. Сестра отказалась отдать малышу мяч, а когда родители начали настаивать,
швырнула в того объектом спора. Она, конечно же, не попала, но зато попало ей - отец сурово отчитал
ее, говоря, что девочка ни в коем случае не должна так поступать, поскольку может причинить братику
вред. Отцовский выговор стал для нее шоком, и она начала громко вопить. Отец же, полагая ее реакцию
иррациональной и ничем не обоснованной, велел дочери перестать надрываться, отчего издаваемые ею
звуки стали только громче. Желая дать ей достойный урок, он завел дочь в просторный туалет и
захлопнул дверь, сказав, что она может выйти оттуда, когда прекратит реветь. Через парочку минут она
действительно прекратила, но не вышла. Обеспокоенный отец распахнул дверь и обнаружил ее на полу
- белую как мел и буквально задыхающуюся. Родители поспешно доставили девочку в близлежащую
больницу, где врач прописал ей сильнодействующее бронхолитическое средство. У нее случился
астматический приступ, который вполне мог стать причиной смерти. Будучи не в силах перестать
отчаянно плакать и опасаясь, что ей никогда не выбраться из туалета, она испытала паническую
реакцию, в ходе которой ее бронхи сжались, так что она практически потеряла способность дышать. Эта
маленькая девочка пребывала в шоковом состоянии.
Мне довелось работать со многими астматиками. Как только они приступают к выполнению
любого упражнения, способствующего углублению дыхания, вроде плача, нанесения пинков или
испускания воплей, они начинают сопеть и тут же извлекают свой ингалятор, который на короткое
время ослабляет бронхиальный спазм и дает им возможность легче дышать. Однако это приспособление
никак не устраняет склонность к спазму, который представляет собой чисто паническую реакцию,
возникающую в момент, когда их дыхание становится глубже. Поскольку у этих больных
вырабатывается сильный страх на появление сопения, которое знаменует собой начало астматического
приступа, они приписывают возникновение указанного страха своей неспособности дышать. Отчасти
такое истолкование верно, но столь же верно и то, что именно страх порождает у них неспособность
дышать. Это давнишний, детский страх того, что тебя отвергнут или прогонят за плач, за громкие вопли
или за чрезмерные запросы. Указанное вокализованное проявление, которое оказалось в интересах
выживания подавленным, вновь активируется за счет глубокого дыхания. После того как такой
страдающий астмой пациент уразумевает изложенную динамику, его страх убавляется. Теперь я уже
оказываюсь в состоянии подстегнуть моих астматиков к тому, чтобы издавать более громкий плач и
вопли, и они делают это без каких-либо болезненных осложнений. Даже при появлении умеренного
сопения я отговариваю их от пользования ингалятором, стараясь уверить в том, что если они не впадут
в панику, то будут вполне в состоянии дышать без всяких затруднений, не прибегая к помощи своего
«спасителя». К их полнейшему восторгу, в преобладающем большинстве случаев так оно и бывает.
Алису, о которой я как раз недавно рассказывал, нельзя назвать типичным примером
«стандартного» панического пациента. Грудная клетка у нее не была раздувшейся, и она испытывала
больше затруднений с вдыханием, нежели с выдыханием. Владевший ею страх был гораздо глубже и
граничил с ужасом, что являлось реакцией скорее на конкретную враждебность матери, нежели на
общее отторжение и заброшенность. Алиса может быть описана как пациентка в пограничном
состоянии с сильной тенденцией к шизофреническому расщеплению личности и к диссоциации от
собственного тела. Основополагающим, базисным страхом была у нее боязнь оказаться убитой, а не
