 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
человек визжит или плачет, то он возвращается к какому-то предыдущему, более инфантильному типу
поведения. Однако такое отступление в прошлое может оказаться необходимым, чтобы защитить
организм от деструктивного, или, иначе говоря, разрушительного, эффекта вследствие сдерживания и
подавления своих чувств.
Способность терять над собой контроль в подходящее время и в подходящем месте есть признак
зрелости и должного владения собой. Но в этой связи можно задать следующий вопрос: если человек
сознательно решает отказаться от такого контроля и капитулировать перед своим телом и
испытываемыми чувствами, то действительно ли он теряет над собой контроль? С другой стороны,
каким контролем над собой располагает индивид, который впадает в ужас от одной мысли о
пронзительном визге и настолько заблокирован по отношению к плачу, что вообще не в состоянии
выразить своих подлинных чувств? Способность отказаться от контроля со стороны эго включает также
в себя и способность поддерживать или вновь восстанавливать указанный контроль, если это диктуется
обстоятельствами или представляется необходимым. Когда пациент, выполняя биоэнергетическое
упражнение и нанося при этом удары, сопровождаемые визгом, позволяет себе выглядеть совершенно
вышедшим из-под контроля, то на самом деле он, как правило, полностью осознает, что именно сейчас
происходит, и может прекратить все указанные проявления чувств по своему желанию. Это в
значительной мере напоминает езду верхом: если всадник опасается «капитулировать» перед лошадью,
если он пытается контролировать каждое движение животного, то совсем скоро обнаруживает, что на
самом деле он вообще не располагает никаким контролем над происходящим. Всякий человек, который
очень сильно боится отказаться от контроля, как правило, вообще никак не управляет ситуацией. Им
самим управляет страх. И, напротив, по мере того как человек учится «давать волю» выражению
сильных чувств с помощью голоса и движений, он теряет страх капитулировать перед своим
подлинным Я.
Как мы хорошо знаем из житейской практики, грудные дети умеют визжать так громко и
пронзительно, что их можно расслышать на большом расстоянии. Умеют они и плакать без всяких
затруднений. Прямо-таки поразительно, насколько мощным может быть голос маленького ребенка.
Когда мой сын был совсем малышом, он страдал от желудочных колик. Если у него случался приступ, то
он, бывало, визжал настолько громко, что его удавалось расслышать за два квартала. Только мой попугай
умеет визжать еще громче. Впрочем, когда эта птичка принимается орать, то дело выглядит так, словно
все ее тело превратилось в звучащий инструмент. Колебания ее металлического голоса настолько
сильны, что никакая сила не в состоянии их удержать, и это не удивительно - ведь известны такие
мощные певческие голоса, что от них вдребезги раскалываются стаканы.
Одна из моих проблем состояла в неспособности свободно использовать свой голос. Глаза у меня
от природы, как говорится, на мокром месте, и мне не составляет труда начать ронять слезы, но издавать
рыдания - это для меня трудная штука. Больше двадцати пяти лет назад, после прохождения терапии у
Райха, мне было ниспослано своего рода видение, объяснившее, почему мой голос лишен свободы. Во
время проведения семинара по биоэнергетическому анализу двое из его участниц, которые сами были
психотерапевтами, изъявили желание поработать со мною. Я колебался, но в конечном итоге решил
согласиться. Одна из этих женщин, пока я лежал на полу, манипулировала с моими ногами и стопами,
массируя их, чтобы снять часть напряжения. (У меня в ногах всегда существует значительное
напряжение; мои икры страдают от перегрузки.) Вторая дама работала над моей закрепощенной и
зажатой шеей. Внезапно я почувствовал очень резкую боль в передней части шеи, как будто кто-то
провел по горлу ножом. Я немедленно сообразил: испытанное мною ощущение представляло собой
физическое проявление того, чему моя мать подвергала меня психологически. Она регулярно, что
называется, перерезала мне горло. На очень глубоком уровне я в бытность ребенком боялся обращаться к
ней с какими-то словами, и этот страх сделал для меня затруднительным разговор с другими людьми,
когда я стал взрослым. Большой объем усилии, предпринимавшихся мною на протяжении многих лет
для преодоления указанной проблемы, помог в значительной мере справиться с этой трудностью.
Еще одна пациентка, которую я буду называть Маргарет, рассказала мне о многократно
повторявшемся у нее сновидении, в котором после тех или иных перипетий у нее на лице оказывалась
подушка и она чувствовала, как ее душат, а она умирает от удушья. Маргарет тоже пережила нечто
подобное тому, что случилось с Рене, но не дошла при этом до самого конца. По всем внешним
