 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
относиться по-разному, но вот она: третья мировая война неизбежна, и четвертая… пока
пребудет человечество.
Я бы хотел всем сердцем, обливающимся кровью, чтобы эта истина оказалась ложью; но
все говорит об обратном.
Радуйтесь мирному небу; ибо придут поколения, чей жребий будет смерть. В силу
необходимости мир обернется войною; силы растут, противоречия усиливаются, колесо
набирает обороты, меч разрубит сложный клубок; необходимость произнесет страшное
слово: насилие и кровь.
Ах, как хочется жить под теплым Солнцем, ах, как хочется пить воду из мирных
родников, студеную, чистую воду; но помутится она. Ах, как хочется дышать свежим
ветром!.. Но Смерть просочиться в землю, жизнь станет прахом, родятся герои и очистится
земля!
Знаете, как история определяет людей? Она разводит их по разные стороны баррикад, во
имя борьбы, во имя будущего. Но не я сейчас говорю все это, необходимость говорит во мне.
Ах, как бы я хотел не знать этой необходимости!
Я хочу, чтобы вы посмеялись надо мной, я хочу, чтобы вы сказали, что у меня больная
фантазия, успокойте меня! И я буду счастлив. Но вижу я холодные, презрительные лица,
упивающиеся кровью.
И смеюсь я над ними… ожесточая их сердца, но смеюсь… пусть упьются своей злобой
и отрезвятся, пусть смерть душит их костлявой рукой и трясутся в конвульсиях их тела; ибо
насилием платят за насилие.
Знаю я высший принцип бытия: поляризация, знаю я грех – и в добре и во зле;
противоположность обнаруживает себя всюду; потому скажу вам, что невозможно отделить
зло и убить; родится оно вновь – в силу необходимости.
Как по чистым углам неизвестно откуда берется грязь, так нищета оборачивается
преступностью, и здесь же опять есть немалая заслуга общества – в том, что отворачивает
оно от него свои накрахмаленные лики.
Много запретных знаков висит в лесу под названием жизнь. И за каждым знаком с
кирпичом таится что-то страшное и безысходное. Гуляя по лесу, надо быть осторожным, -
часто не для ума, но для инстинктов эти знаки.
Ум – неужели и ум бывает слеп. Благодарю я животных, что дали мне нюх и зрение.
Поучиться бы мне у вас, милые мои звери, - поучиться охотиться и обходить знаки. На
пустого болвана был бы похож человек, не будь у него вашей породы.
Ах, сколько возможностей есть кем-то стать, стать тем, для чего уже придумано слово.
Но опять же всякий раз то, что скрывается за словом, каково оно? Как оно многообразно!
Поругать мне хочется Платона. Бедными мне кажутся его идеи, бедными по сравнению
с тем многообразием, что может спрятаться за ними, за этими старыми сапогами или того
хуже – чехлами.
Опять я нахожу здесь человека с его человеческими идеями. Но что же я хочу? От
человека я требую нечеловеческого. А есть ли оно вообще? Конечно, есть, - не отраженное в
человеческом зеркале.
А отраженное оно уже стало другим. Но не бывает оно само по себе; только всегда во
взаимоотношении; сейчас я говорю о вещах.
Иногда я читаю тексты, и мне начинает казаться, что все это – слова, одни слова, но
основа-то есть за ними, пусть как отражение. Но проговаривание слов и соприкосновение с
основой (в особом ритме, в ритме музыки) – разные вещи. Чтобы соприкасаться, надо быть
готовым к соприкосновению.
