 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
мундирах… Они не знали, что все для них уже кончено. Сколько их, радующихся сейчас
солнцу, ясному утру, будут лежать на этом поле… на дне реки…
Огонь открыли корпуса Ланна и Мортье. И моя артиллерия показала, что такое
настоящая работа! Потом в бой пошла кавалерия. Как живописно зрелище кавалерийской
атаки… особенно в такой великолепный день! Солнце играет на шлемах, саблях, кирасах…
Трубные звуки… беспощадная сеча между храбрецами…»
(Прим. ред. Отметим, что Ницше, как упоминает его сестра, был сильно потрясен
блеском и радостью солдат, идущих на верную смерть. Вот она - искра его философии).
«Она (королева Луиза) приехала в Тильзит шестого июля в полдень. Ей было уже
тридцать два года, но… «свежа как роза»… Она была в великолепном белом платье. Я
появился через два часа после ее приезда. Приехал с прогулки верхом, был в егерском
мундире и с хлыстом, что весьма контрастировало с ее роскошным туалетом. Я имел на это
право, я был победитель!»
А следующим эссе о «даме с хлыстом», как ее называет Мэри Мейн в своей
замечательной книге: «Эвита, женщина с хлыстом», которую я советую прочесть. Судьбой
этой женщины, я думаю, должна проникнуться каждая девочка. (Интересно, что в одном
популярном фильме Эву Перон сыграла «Мадонна», имеющая похожую судьбу).
Выдержки из журнала: «Она парила над коленопреклоненной, простирающей руки
толпой: светлое платье, светлые волосы, собранные в пучок, алебастрово-бледное прекрасное
лицо. Сеньора лежала в хрустальном гробу, стеклянную плиту, на которой он стоял,
поддерживали в воздухе прозрачные тросы. С тех пор как ее набальзамированное тело
выставили в часовне здания аргентинских профсоюзов, Эве Перон успели поклониться
полмиллиона человек: мужчины плакали, женщины падали в обморок, несколько человек
пытались покончить с собой.
Эва Перон, жена "сильного человека Аргентины", военного разведчика, заговорщика,
диктатора, бессменного президента, правившего страной вот уже двенадцать лет, после
смерти стала личной святой своего мужа - и Ватикан отлучил полковника Перона от церкви.
Аргентинским беднякам не было до этого дела, они шли через всю страну пешком, чтобы
помолиться перед гробом и попросить Сеньору о чуде. Зато богатые кварталы Буэнос-Айреса
глухо роптали - там всегда ненавидели Кобылу, вид заполонивших столицу оборванных орд
лишил просвещенное меньшинство остатков душевного равновесия. Все знали, что за
обрушившимися на аргентинских олигархов конфискациями стояла она. Газеты, которыми
распоряжалась Эва, раньше принадлежали оппозиции - первая дама страны запугала прежних
владельцев и выкупила их за бесценок. До поры до времени буржуа это терпели - президент и
его женщина не подрывали основ их благополучия. Эва Дуарте Перон висела в своем
святилище, окутанная запахом благовоний, окруженная религиозным поклонением, а
офицеры столичного гарнизона держали пари на то, когда произойдет военный переворот.
Эва Дуарте обивала пороги буэносайресских театриков, пробовалась на радио,
подрабатывала в кино, но шансов пробиться у нее не было. Она жила в грошовых пансионах,
спала с теми, кто мог составить ей протекцию, отказывалась от обеда ради пары новых чулок
и безропотно глотала унижения - к ним сеньорите Дуарте было не привыкать. Она была
внебрачной дочерью, бастардкой; отец, средней руки землевладелец, ничего не желал о ней
знать, а мать перебивалась случайными заработками...
На плите кипело оливковое масло, протиравшая пол девочка сделала неловкое движение,
задела ручку кастрюли и дико, нечеловечески закричала. Вбежавшая в кухню мать в ужасе
закрыла глаза руками: лицо и руки ребенка были кроваво-красного цвета, кожа слезала с них
лоскутами. Врач сказал, что на месте ожогов должна образоваться келоидная ткань, и личико
Эвиты покроется шрамами и рубцами. Прошел месяц, хирург снял бинты - и ахнул: под ними
