 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Мы произносим такие слова, как прямая, точка, истина, метафизика и т.д. – и что же мы
находим за ними? Понимаем ли, что при всяком удобном случае, произнося эти слова, мы
попадаем в десятку, в пятерку, или в бельмо? Произнося слова, мы неявным образом
интегрируем – интегрируем многообразие, упрощая его, и сводим к простому обличению. Я
бы сказал больше, что человек оперирует словами, как простыми интегралами реальности, он
моделирует, как моделирует человек. Ничего большего нам не дано, и наши интегралы
разбиваются об иррациональность, которая отсвечивает их несостоятельность, -
несостоятельность определений и слов как определений.
Мы оперируем по большому счету функционалами. Например, произнося такие слова,
как дом, машина, дорога – мы за этим усматриваем функцию, определяющую слово, а если ее
нет, то мы говорим о бутафории, и тогда мы произносим: похожа на дом, на машину, на
дорогу. Например, мы говорим: вероятность, но что отражает это слово? То, как мы видим
реальность, наше представление, человеческое. Опять же об объективности вероятности мы
говорим на уровне нашего представления, сделав сколь угодно много замеров определенных
событий. В нашем представлении вероятность как отражение находит свою объективность.
Мы полагаем, что словами, как обозначениями и математическими кубиками мы можем
описать мир; но мы опять же грубо моделируем.
4
Я бы сказал: Всякий бог страдает своей определенностью! Неужели и вам никогда не
приходилось чувствовать боль от тяжелых кандалов бытия? Действительно, счастлив тот
человек, который не замечает этих оков, человек, которому они не трут до боли руки!
5
Из принципа определенности следует, что мир единственен в своем бытии и других
путей развития и других миров просто не может быть. Есть только один, определенный,
детерминированный мир.
Принцип определенности — это самый могущественный принцип (объективно). Все,
даже логика, все, что вообще «есть», насквозь пронизано этим принципом; если есть, значит,
есть как-то и полностью определено в этом есть. Принцип определенности заставляет
быть закономерности в качестве оснований явлений и, вообще, этот принцип лежит в основе
всякой закономерности; феномен науки как раз и состоит в том, что за любым явлением
обязательно скрывается какая-то закономерность. Абсолютность принципа определенности
состоит в том, что ни что существующее не может выйти за рамки своей определенности,
иначе это противоречило бы логике; оно стремится быть другим, становится другим, но опять
же определенным другим;
всякое бытие страдает по своему другому
– в силу принципа
отрицания.
Принцип определенности есть метафизическое Солнце бытия, его отрицание приводит
к неопределенности, а неопределенность есть провозглашение того, что что-то одновременно
может быть и не быть, то есть, с отрицанием принципа определенности отрицается логика;
сама логика захвачена принципом определенности и, отрицая логику, как наиболее
фундаментальное выражение принципа определенности, мы отрицаем само основание
мироздания, в качестве принципов.
В этом и заключается фундаментальность
метафизических принципов — они не отрицаемы и в силу этого полагают себя как абсолют.
Принцип определенности есть идеальный субстанциональный элемент, он незрим, как
злой дух, он прозрачен, но он определяет все и вся; он властвует над миром как властвует
форма над предметом; он как тень, от которой нельзя спастись, уклониться и спрятаться; этот
принцип вездесущ; он говорит чему быть, а чему не быть (в непротиворечивом единстве).
Этот принцип есть предел абстракции и обобщения, потому что он всеобъемлющ; он
