 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
плохо, то они не смогут получить медицинскую помощь. Невротику обычно страшнее всего в самолете,
в глухом лесу, легче в метро, еще легче в автобусе, такси и совсем не страшно рядом с больницей.
Логика такова: страшнее там, где вероятность быстрой помощи наименьшая.
Подобная невротическая логика при шизофрении нарушается. Шизофреник боится многих
ситуаций, в которых может оказаться беспомощным, и вдруг, без всякого страха, в одиночку уплывает на
лодке далеко от берега, чтобы порыбачить. Постепенно страх может «оторваться» от первоначальных
причин и возникать непредсказуемо в форме свободно плавающей, не зафиксированной какими-то
конкретными ситуациями тревоги (free floating anxiety).
При ананказмах со временем шизофреник в отличие от невротика или психопата начинает
выполнять свои навязчивости механически, без напряженного аффекта, «капитулирует» перед ними.
Уходит компонент борьбы, и больной перестает противостоять своим навязчивостям. Если процесс
прогрессирует, то навязчивость трансформируется в психический автоматизм и становится частью
бреда.
Другое отличие шизофренических ананказмов — в расщепленном отношении больного к ним. С
одной стороны, он уверенно говорит, что его ананказм абсолютная чепуха, но, с другой стороны,
просит, чтобы ему доказали, что нет ничего реально страшного в его навязчивостях, жадно слушает эти
доказательства, и они ему помогают (как если бы это были не навязчивости, а тревожные сомнения).
При истинных ананказмах у невротиков и психопатов никогда не возникает серьезной потребности в
подобных доказательствах.
С. И. Консторум с соавторами писал о том, что если навязчивость «явно уходит своими корнями
в своеобразные соматические сенсации» (необычные, неожиданные телесные ощущения.—
П. В.),
то
это придает навязчивости шизофреническую «окраску» /128, с. 84/. М. Е. Бурно приводит следующие
примеры соматических сенсаций: «страх стекла — будто обсыпан осколками; неприятное навязчивое
чувство — будто сыпятся брови». Он также описывает наблюдение интересной соматизированной
навязчивости у пациентки Л. — «во время кормления ребенка грудью она испытывает тягостное,
навязчивое представление-ощущение, будто это не ребенок, а ее бабушка сосет-жует ее грудь («бабушка
всегда так неприятно жует губами»)» /129, с. 586/.
Шизофрении свойственны навязчивые представления, так называемые «картинки». Например,
молодой мужчина навязчиво представляет, что в каждом его зубе находится портрет драматурга
Островского. Лишь тогда, когда удается справиться с этой навязчивой процедурой, он может спокойно
заниматься важными делами. Невольно приходит на память картина С. Дали «Шесть явлений Ленина
на пианино» 1931—1933 гг., в которой изображен мужчина, рассматривающий расставленные на
пианино своеобразные изображения Ленина, возможно, являющиеся результатом фантазии смотрящего.
Особенностью навязчивых шизофренических «картинок» является их полная искусственность,
отсутствие связи с реальной жизнью.
Синдром деперсонализации.
В отличие от мягкой деперсонализации психастеников
деперсонализация больных шизофренией нередко носит тяжелый характер. У психастеника
деперсонализация четко связана, как защитная реакция, с трудными для него ситуациями. Она
неотделима от психастенической тревоги и блеклой чувственности. При шизофрении деперсонализация
может «отрываться» от провоцирующих обстоятельств и не иметь прямой связи с тревогой, блеклой
чувственностью. Деперсонализация становится как бы самостоятельным феноменом.
Она может приобретать характер эмоциональной дезориентации или обезличивания. Человек
теряет способность по-своему, личностно переживать мир. Разумом он прекрасно понимает, что для
него дорого, а что — нет. Например, он знает, что его любимый писатель — Л. Толстой, а И. Тургенев
ему не близок. Но вот начиная перечитывать книги этих писателей, он не ощущает отчетливо их
значимую личностную разницу для себя. Способность воспринимать мир у него сохраняется; «поломка»
происходит на глубинном уровне (уровне самосознания) — теряется ощущение личностной
значимости того или иного явления. В таком состоянии больной шизофренией не чувствует, какой он
на самом деле, но разумом это понимает. Оказывается, что одного разумного знания — кто «я» есть —
недостаточно: когда это знание не проживается чувствами, оно не дает человеку ощущения подлинности
существования. Теряется смысл жизни, и возникают суицидальные тенденции.
У некоторых больных постоянно меняется эмоционально-личностная оценка одних и тех же
