 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
повинуется велениям божества, желающего, чтобы всякая сила была обратимой и
жертвуемой, будь это сила власти или (естественная) сила соблазна, ибо всякая сила, и сила
красоты превыше прочих, есть святотатство. Корделия суверенна, иными словами
самовластна, и она приносится в жертву собственному самовластию. Смертоносная форма
символического обмена — такова обратимость жертвоприношения, она не щадит вообще ни
одну форму, даже саму жизнь, не щадит ни красоту, ни соблазн, который есть опаснейшая
форма красоты. В этом плане обольститель не может выставлять себя героем эротической
стратегии — он всего лишь оператор жертвенного процесса, который заведомо превосходит
его самого. Ну а жертва не может похвастаться своей невинностью, поскольку, девственная,
прекрасная, обольстительная, она сама по себе вызов, уравновесить который может только ее
смерть (или ее обольщение, равнозначное убийству).
"Дневник обольстителя" — это сценарий идеального, безукоризненного преступления.
Ничто в расчетах обольстителя, ни один из его маневров не терпит неудачи. Все
разворачивается с такой безошибочностью, которая может быть только мифической, но никак
не реальной или психологической. Это совершенство искушения, этот род
предначертанности, что направляет жесты обольстителя, просто отражает как в зеркале
врожденную прелесть девушки в ее безукоризненности и непреложную необходимость
принести ее в жертву.
178
