 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
делением — самой надежной форме родительства, поскольку она позволяет обойтись без
другого и перейти непосредственно от тождественного к тождественному (пока еще, правда,
дело не обходится без женской матки и зародышевой клетки, но это лишь недолговечная и
анонимная подпорка, которую вскоре легко заменит какой-нибудь протез женщины).
Одноклеточная утопия, устами генетики зовущая сложные организмы принять судьбу
простейших.
Разве не влечение смерти толкает одаренные полом существа к форме воспроизводства,
предшествующей разделению по половым признакам (впрочем, разве эта форма
размножения, это клеточное деление, эта пролиферация по принципу смежности, которая для
нас — смерть, не скрыта в самых глубинах нашего воображаемого: нечто отрицающее
сексуальность и желающее ее уничтожения, поскольку она носительница жизни, а значит,
критической и смертельно опасной формы воспроизводства?), — и разве не это же влечение
толкает их одновременно к отрицанию всякой инаковости, полагая им единственной целью
увековечение тождества, прозрачности генетической записи, уже не обреченной никаким
превратностям процесса порождения?
Оставим влечение смерти. Быть может, речь идет о фантазме самопорождения? Нет,
потому что субъект может, конечно, грезить об устранении родительских фигур, подставляя
себя на их место, но совсем не обязательно при этом отрицать символическую структуру про-
290
