 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
зируются, чтобы быть обольщенными. На них напяливают желание, чтобы отвлечь от него и
совратить. Прежде они отчуждались — это когда у них было сознание (мистифицированное!),
— сегодня обольщаются, потому как у них есть бессознательное и желание (увы — такое
вытесненное и заблудшее!). Прежде они отвлекались от истины истории (революционной) —
сегодня отвлекаются от истины собственного желания. Бедные массы, жертвы обольщения и
манипулирования! Их заставляли сносить господство грубым насилием — их заставляют
принимать его силой соблазна.
Вообще говоря, эта теоретическая галлюцинация желания, эта рассеянная либидинальная
психология служит как бы задним планом для повсеместно циркулирующего симулякра
соблазна. Сменяя пространство контроля и надзора, она отмечает уязвимость индивидов и
масс мягким командам. Примешанная в гомеопатических дозах ко всем социальным и
личностным отношениям, соблазнительная тень этого дискурса распласталась сегодня над
пустошью социального отношения как такового и самой власти.
В этом смысле наш век — век соблазна. Но речь уже не идет о той форме потенциально
всепоглощающей страсти, о той угрозе полной абсорбции, от которой ничто реальное, ни
один субъект не застрахованы, о смертоносном отрыве, увлекающем все и вся (быть может,
301
