 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
у нас, лицу, которое одно наделяется взглядом и вообще завладевает всем богатством
выражения: там само тело — лицо, и оно глядит на вас. Поэтому оно не может показаться
непристойным, т.е. нарочно быть показано голым. Оно не может быть увидено голым, как у
нас — лицо, потому что в действительности оно есть символическая завеса, только это и
ничто иное, и соблазн рождается как раз в игре таких завес, когда тело, собственно,
упраздняется "как таковое". Здесь играет соблазн — но его нет там, где завесу срывают во
имя прозрачности желания или истины.
Неразличенность тела и лица в тотальной культуре видимостей — различение тела и лица
в культуре смысла (здесь тело становится монструозно видимым, делается знаком монстра по
имени желание) — затем тотальный триумф этого непристойного тела в порнографии, вплоть
до полного стирания лица: эротические модели и актеры порнофильмов не имеют лица, они
просто не могут быть ни красивыми, ни уродливыми, ни выразительными — все это
несовместимо с жанром, функциональная нагота стирает все прочее, остается одна
зрелищность пола. В некоторых фильмах дается просто крупный план совокупления в
сопровождении утробных шумов: само тело отсюда исчезло, разлетевшись на
самостоятельные частичные объекты. Лицо, неважно какое, здесь неуместно, так как
нарушает непристойность и восстанавливает смысл там, где все нацелено на полное его
уничтожение в умопомрачительном исступлении пола.
77
