 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
20
должны следовать за естественными механизмами ее проработки, то есть — прежде всего —
слушать. Слушать, одновременно отмечая, как одна часть психики пытается сохранить вторую, и
их единство. Калшед вслед за Юнгом называет это внутренними «диадными отношениями»,
состоящими из персонифицированных «существ». При этом одна часть Эго регрессирует, вплоть
до раннеинфантильного состояния, а вторая — наоборот, прогрессирует, вследствие чего,
например, при психической травме в юном возрасте происходит быстрое взросление. Эта условно
позитивная составляющая обычно приводит к повышению социальной адаптации, но может
провоцировать и формирование «ложного Я» или, говоря общепсихологическим языком,
«ложной личности» (точнее — отщепленной части личности). В последнем случае
«прогрессирующая часть» начинает опекать «регрессировавшую», что неизбежно будет
провоцировать новый внутриличностный конфликт.
Юнгианская психология, где мифопоэтический язык и представления об архетипических образах
являются общепринятыми, предлагает более конкретную интерпретацию сюжетов сновидений. С
учетом обосновываемых в рамках этого направления подходов регрессировавшая часть личности
обычно представлена в сновидениях в виде юных, уязвимых, невинных (чаще — женского рода)
созданий — детей или животных, при этом, как правило, нуждающихся в защите или
испытывающих страх или стыд. Прогрессировавшая часть личности, наоборот, проявляется в
сновидениях в форме могущественных сил или существ, которые защищают или преследуют, или
удерживают в каком-то замкнутом пространстве (в данном случае можно думать и о первой —
уязвимой — части личности, удерживаемой от распада).
Психотерапия пациентов, перенесших психическую травму, всегда очень трудна. И прежде
всего потому, что сопротивление (и здесь стоит полностью согласиться с Д. Калшедом), не
демонстрируемое, как мы обычно привыкли говорить, а «возводимое системой самосохранения
пациентов», — поистине «легендарно» [16]. Хотя то же самое говорил Фрейд, называя это
сопротивление, делающее аналитическую работу невозможной, «демоническим» и считая его
одним из проявлений влечения к смерти [78]. Последнее, как известно, вовсе не является только
метафорой и имеет массу эквивалентов, о чем хорошо известно психотерапевтам и психологам.
Следует отметить также, что со времен Фрейда психоанализ проделал огромный путь, и сейчас в
нем уже нет того пессимизма в отношении работы с примитивными формами сопротивления и
защит, как это было в начале прошлого века.
В качестве самостоятельных феноменов защитного характера заслуживают упоминания еще
два аспекта внутреннего мира травмы, в частности синдром навязчивого повторения (в том числе
— в виде снов, воспоминаний и поведенческих реакций) и одновременно всегда присутствующий
«мотив»: «Это никогда не должно повториться!» Наиболее часто этот мотив проявляется в
отношении ситуаций, в которых было пережито чувство беспомощности в сочетании с
неизбежностью угрозы или смерти (что в последующем может порождать все формы
ограничительного или «избегающего» поведения — конкретных мест, ситуаций, отношений,
фильмов, мыслей, ассоциаций и т. д.). Здесь позволительно высказать предположение, что одними
из форм такого «избегания» (в частности, мыслей или воспоминаний) могут быть алкоголизм,
наркомания, а также игровая зависимость.
Один из главных выводов, который делает Калшед, состоит в том, что «травмированная
психика продолжает травмировать саму себя» [16], более того — эти люди постоянно
обнаруживают себя в жизненных ситуациях, в которых они подвергаются повторной
травматизации. Недостаточно квалифицированная психотерапия может оказаться одной из таких
ситуаций и, несмотря на желание терапевта изменить жизнь пациента к лучшему, может
полностью разрушить его надежду хотя бы немного уменьшить тяжесть страдания и обрести
смысл существования.
Чтобы не возвращаться к аналитической психологии и ее роли в изучении психической травмы,
следует отметить, что и Фрейд, и Юнг сходились в том, что в основе симптомов психического
страдания всегда лежит некий болезненный аффект, который — и это очень важно понять —
находится в психике в особом «связанном», непереносимом и поэтому — отщепленном от
воспоминаний состоянии. Несколько упрощая: аффект существует как бы сам по себе (где-то в
«глубине»), а воспоминание — само по себе (в сознании); хотя их связь все-таки присутствует, но
в «заблокированном» виде; и именно этот «блок» становится «ядром» психопатологической
симптоматики. Отсюда следует, что терапия успешна только в случае реконструкции
