 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
66
животных, к которым применялись стирающие память препараты, не произошла ли у них утрата
других воспоминаний, которые они не хотели бы терять» [125]. И с этим никто не станет спорить,
так же как и с тем, что в подобных разработках этических проблем еще больше, чем в дискуссии
вокруг клонирования.
Несколько лет назад мой друг из Бостона доктор Гари Голдсмит написал своему коллеге в
связи с утратой сына: «Я знаю, что ты сейчас наполнен горечью, и, возможно, на всю оставшуюся
жизнь, но также знаю, что ты никогда бы не согласился, чтобы его вообще не было». Очень
точные слова. В большинстве случаев невосполнимых утрат горечи никогда не становится
меньше, потому что есть вещи, которые нельзя пережить, и приходится учиться жить с ними. Но
вряд ли кто-то согласится стереть эти воспоминания, как бы мучительны они ни были, потому что
это последнее, что связывает с утраченным, а следовательно — эта утрата еще не полная и будет
такой до тех пор, пока в памяти живет любимый и бесконечно дорогой образ. Мы остаемся
людьми, пока сохраняем способность радоваться и страдать. И, по моим представлениям, в
последнем — гораздо больше того, что отличает человеческое от животного.
Часть III
Исторические, социальные и этнические травмы
Предисловие
Когда в мою книгу «Психодинамика и психотерапия депрессий» [62] был впервые включен
самостоятельный раздел «Депрессивный мир», где рассматривались вопросы глобализации,
исламское противостояние и социально-психологические проблемы современных реформ в
России, одни коллеги говорили, что это одна из самых интересных ее частей, а другие —
недоумевали: зачем? И приходилось напоминать им, что понятие «социального здоровья» все-таки
существует, и более того — именно социально-психологические факторы во многом определяют
патоморфоз1 современной психопатологии. Одновременно с этим мне приходилось неоднократно
убеждаться, что клинический подход к анализу социальной реальности оказывается в ряде случаев
чрезвычайно эффективным и востребованным. Безусловно, здесь требуется особая деликатность,
но без апелляции к общим закономерностям функционирования индивидуального и группового
сознания многие общественные феномены оказываются непонятными.
Патоморфоз (греч.) — изменение клинических проявлений страдания по сравнению с их классическим описанием
под влиянием различных факторов внешней среды (биологических и социальных).
Вначале предполагалось включить в третью часть несколько дополнительных глав, в том
числе, статью «Современная демократия: тенденции, противоречия, исторические иллюзии»,
посвященную предстоящей утрате исторических иллюзий. Но поскольку все эти статьи уже были
неоднократно опубликованы, в том числе в моей монографии «Психодинамика и психотерапия
депрессий» [62], несмотря на их прямую связь с основной темой этого издания, мы с редактором
отказались от первоначального плана. Но тот, кого данная тема интересует, легко найдет эти
работы. В результате книга стала чуть тоньше, и, надеюсь, это порадует читателя.
В итоге в третью часть вошли только два из моих последних докладов, которые представлялись
на российских и международных конференциях в 2004—2005 годах и многократно
перерабатываемая с года первой публикации (1995) работа «Психопатология героического
прошлого». Естественно, что в отличие от статей или глав монографии доклады имеют свою
специфику изложения, но мне не хотелось переписывать их с учетом происходящих перемен и
появления все более очевидных подтверждений их прогностической значимости. Поэтому
основные тексты лишь существенно сокращены. Надеюсь, что они будут интересными для
читателя и позволят расширить представления о процессах и переменах, происходящих в
современном мире, который постепенно становится все более травматичным.
Глава 23
