 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
8
который учился у Шарко в Париже в 1885 году, в отличие от множества своих коллег сразу и
полностью воспринял эту идею, которая еще больше укрепилась в процессе его совместной
работы с Йозефом Брейером.
Я уже писал об этом достаточно популярно и подробно в другой маленькой книге —
«Элементарный психоанализ» [50] и здесь лишь напомню, что еще до начала сотрудничества с
Фрейдом Брейер разработал собственный метод психотерапии. После погружения пациентов в
гипнотическое состояние он предлагал им подробно описывать различные психотравмирующие
ситуации, имевшие место в прошлом. В частности, предлагалось вспомнить о начале, первых
проявлениях психического страдания и событиях, которые могли быть причиной тех или иных
психопатологических симптомов. Однако далее этого методического приема Брейер не
продвинулся. Позднее, уже в совместных исследованиях Фрейда и Брейера, было установлено, что
иногда только один рассказ об этих ситуациях в состоянии гипноза (в некотором смысле —
«насильственное воспоминание») приводил к избавлению пациентов от их страдания. Брейер
назвал это явление «катарсисом» по аналогии с термином, предложенным Аристотелем для
обозначения феномена «очищения через трагедию», когда, воспринимая высокое искусство и
переживая вместе с актером страх, гнев, отчаяние, сострадание или мучение, зритель очищает
душу. Здесь мы вновь встречаем уже упомянутое положение о необходимости повторного
(эмоционального) переживания травмы непосредственно в процессе терапии и, обращаясь к уже
100-летнему опыту психотерапии, должны признать, что если аффективная составляющая
отсутствует, эффективность терапевтического процесса обычно невелика.
Чуть позднее, во время первых психоаналитических сеансов, Фрейд обращает внимание на то,
что в рассказах его пациентов почти всегда выявляется повышенная фиксация на темах и
психотравмирующих переживаниях, так или иначе связанных с попытками или результатами
совращения их в детстве, преимущественно — со стороны близких родственников, и наиболее
часто — дочерей отцами. В целом, и это хорошо известно из клинической практики, такие
ситуации действительно нередки в семьях с отягощенным психиатрическим анамнезом. Позднее
признание роли психотравмирующих ситуаций раннего детства, и особенно — детской
сексуальной травмы в качестве пускового механизма психопатологии, вошло в число основных
постулатов психоанализа (и фактически общепризнанно). Но первые сообщения Фрейда об этом,
представленные венскому врачебному сообществу, вызвали бурю негодования и в конечном счете
привели к разрыву с Брейером, который (впрочем, как и множество других) не принял идею
сексуальной травмы.
Самое странное, что и Фрейд постепенно как бы отошел от нее — не столько от идеи
сексуальности, сколько от собственно психической травмы, в последующем уделяя все больше
внимания теории влечений, которая в современном психоанализе почти вытеснила теорию
травмы. Это еще более удивительно в связи с тем, что обе теории — непротиворечивы, и одна не
исключает другую. А кроме того, не полностью разделяя принцип сексуальности, через 30 лет
практики я не могу не признать, что до 70% моих пациентов имели ту или иную сексуальную
травму в раннем детстве, причиненную кем-либо из ближайших родственников. Эти травмы
действуют чрезвычайно патогенно, ребенок оказывается уязвленным в своих самых светлых
чувствах, при этом — уязвленным именно тем самым взрослым, от которого в первую очередь ему
свойственно ожидать любви и защиты. В таких случаях могут развиваться тяжелые
(нарциссические) неврозы, связанные с болезненной самооценкой и ущербом, нанесенным
чувству самоуважения (На протяжении длительного периода развития психоанализа в отличие от современных
подходов считалось, что при этой форме психопатологии психотерапия неэффективна и даже невозможна, так как
у пациентов не формируется перенос. Но в настоящее время эти взгляды пересмотрены (см.: X. Спотниц.
Современный психоанализ шизофренического пациента. Теория техники. СПб.: Восточно-Европейский Институт
Психоанализа, 2004).
Как известно, через какое-то время и, как отмечают некоторые историографы психоанализа —
в известной степени в угоду общественному мнению, Фрейд качественно трансформирует свою
гипотезу и делает неожиданное заключение, что было бы неверно обвинять всех отцов в
извращенности, так как в рассказах невротических пациентов об обстоятельствах возникновения
аффективных переживаний очень трудно, а нередко — невозможно отличить истину от вымысла
(и с этим, я думаю, согласится любой специалист-практик независимо от его отношения к
психоанализу). Сущность же трансформации гипотезы Фрейда состояла в следующем: сексуально
окрашенные рассказы пациентов могут быть лишь продуктом их болезненных фантазий, но эти
