 |
 |
 |
 |
|
 |
 |
Замечательно, однако, что так не произошло; важнейшие последствия этих
событий проявились намного позже и с течением веков постепенно проложили
себе дорогу к самовыявлению. Непохоже, чтобы бог Ягве так уж отличался от
богов соседних народов и племен; верно, он враждовал с другими богами, как
враждовали друг с другом сами племена, но можно без опаски предположить, что
тогдашний поклонник Ягве и не подумал бы усомниться в существовании богов
Ханаана, Моава, Амалека, как не сомневался он в существовании поклонявшихся
им племен. Монотеистическая идея, вспыхнувшая во времена Эхнатона, была
снова забыта и осуждена долго таиться во мраке. Раскопки на острове
Элефантина, вблизи первого нильского порога, дали поразительное
свидетельство, что существовавшая там столетиями еврейская военизированная
колония поклонялась в своих храмах не только главному богу Йаху, но еще и
двум женским божествам, одно из которых называлось Анат-Йаху. Впрочем, эти
евреи были отрезаны от своей страны и не прошли с ней ее религиозное
развитие; они узнавали о новых церемониальных правилах, принятых в
Иерусалиме, через персидское правительство (пятый век до н. э.). Возвращаясь
к более ранним временам, мы можем с уверенностью утверждать, что Ягве
совершенно не походил на моисеева Бога. Атон был Богом мира - как и его
представитель, а точнее - земное воплощение, фараон Эхнатон, который, сложа
руки, взирал, как распадается созданная его предками империя. Племенам,
которые намеревались покорить новые земли, несомненно, больше подходил
яростный Ягве. И вообще, все, что заслуживало преклонения в моисеевом Боге,
превосходило умственные способности этих примитивных людей.
Я уже упоминал, и в этом меня поддерживают мнения других
исследователей, что главной особенностью еврейской религии была постепенная
утрата богом Ягве его первоначального характера и все большее уподобление
старому богу Моисея, Атону. Конечно, различия оставались, и на первый взгляд
они могут показаться существенными; но они легко объяснимы. Атон утвердился
в Египте в блаженные времена безопасности, и даже когда основы империи
зашатались, люди все еще могли отрешаться от земных забот, продолжая славить
Бога и наслаждаться Божественным творением. Еврейскому народу судьба
уготовила суровые испытания и тяжкие удары, поэтому его Бог стал суровым,
безжалостным и, так сказать, угрюмым. Он сохранил характер универсального
Бога, правящего землями и народами, но Его переход от Египта к евреям нашел
отражение в дополнительной доктрине, что евреи - Его избранный народ,
который в конце времен получит особое вознаграждение за свои особые
обязательства. Думается, евреям было нелегко согласовать веру в свою
избранность всемогущим Богом и выпавшие на их долю ужасные испытания. Но они
не позволили сомнениям возобладать, они заглушили недоверие усиленным
чувством вины и под конец, возможно, уверовали в "непостижимость воли
Господней", как верят и по сей день все религиозные люди. Если они и
недоумевали, почему Он дозволяет все новым тиранам - ассирийцам,
вавилонянам, персам - покорять и угнетать Его народ, то затем находили
подтверждение Его могущества в том, что все эти коварные деспоты были
побеждаемы следующими, а их империи постигала одна и та же участь. Этот
более поздний еврейский Бог уподобился Моисееву в трех важнейших пунктах.
Первым и главным было то, что Он действительно считался единственным и не
давал даже помыслить о существовании других богов. Монотеизм Эхнатона был
всерьез воспринят всем народом; по существу, этот народ так прилепился к
монотеизму, что вера в единого Бога стала основным содержанием всей его
интеллектуальной жизни, вытеснив любые другие интересы. В этом вопросе народ
и священники, ныне возглавившие его, были заедино; но священники, которые
ограничили свою деятельность разработкой церемоний богослужения, оказались в
оппозиции к сильному народному стремлению возродить две другие доктрины
Моисея. Голоса пророков безустанно твердили, что Бог отвергает церемонии и
жертвоприношения и не требует ничего, кроме веры в Него и жизни по
справедливости и правде. Прославляя простоту и святость своей жизни в
пустыне, пророки, несомненно, следовали влиянию идеалов Моисея.
И тут самое время задать вопрос, нужно ли вообще упоминать о влиянии
Моисея на окончательные формы еврейской идеи Бога; нельзя ли обойтись
предположением о самопроизвольном развитии высшей духовности в ходе
многовекового становления культуры? В связи с таким объяснением, которое
