Navigation bar
  Print document Start Previous page
 48 of 58 
Next page End  

инстинкта  в силу  внешних  препятствий, -  когда оно сознает, что требуемое
действие  может  серьезно   угрожать   ему  самому.  Такое   воздержание  от
удовлетворения,  такое  "подавление  инстинктов",   обусловленное   внешними
причинами (или, как мы говорим, подчинение  "принципу реальности"),  никогда
не  бывает  приятным.  Подавление  инстинктов  влечет  за  собой  длительное
болезненное  напряжение  - разве что мы  ухитримся  уменьшить  инстинктивную
потребность путем переключения энергии. Но подавление инстинктов может  быть
также навязано нам другими причинами, которые правильно назвать внутренними.
В  ходе  индивидуального  развития  часть препятствующих  сил  внешнего мира
превращается во  внутренние,  так  сказать -  "интернализуется";  внутри Эго
возникает определенный стандарт дозволенного поведения, который противостоит
нашим  инстинктивным  потребностям  с  помощью  размышлений,  самокритики  и
системы запретов.  Этот новый стандарт  мы называем "Супер-Эго". Отныне Эго,
прежде  чем решиться на удовлетворение  инстинктов, должно учесть  не только
внешнюю опасность,  но  и  возражения Супер-Эго,  а поэтому  у него,  больше
оснований  воздержаться   от  такого  удовлетворения.  Но  в  то  время  как
подавление  инстинктов  по чисто внешним  причинам  всегда  влечет за  собой
только  дискомфорт,   подавление  по  причинам  внутренним,   по  требованию
Супер-Эго, приносит и другой результат. Вместе с неизбежной болью оно дает и
своеобразное наслаждение, так сказать - суррогат удовлетворения. Эго ощущает
себя  "на  высоте", оно гордится  отказом  от удовлетворения инстинктов  как
неким  ценным  достижением. Я  полагаю, что  механизм  этого ощущения  можно
объяснить.   Ведь   по  сути   Супер-Эго   является  попросту  преемником  и
заместителем  родителей   (и  воспитателей),   которые  контролировали  наши
действия в первые годы жизни; оно перенимает их  функции почти без перерыва.
Потому-то  оно и  может  держать  Эго  в  подчинении  и  оказывать  на  него
постоянное давление. Как и в  детстве, Эго стремится сохранить любовь своего
господина,   а   потому   воспринимает   его   похвалу   как  облегчение   и
удовлетворение, его  порицания - как  угрызения  совести. Когда  Эго идет на
жертву, отказываясь от удовлетворения инстинктов, оно ожидает награды в виде
еще  большей любви со стороны Супер-Эго. Сознание, что оно "заслужило" такую
любовь, ощущается им как гордость. В детстве, когда внешний авторитет еще не
интернализовался внутри нас в виде Супер-Эго, отношения между страхом утраты
любви и требованиями инстинкта были, видимо, точно такими же. Когда из любви
к   родителям  мы  подавляли  свои   инстинкты,  то  ощущали,   что   взамен
гарантировали себе покровительство  и удовлетворение.  Эти-то  положительные
ощущения и превратились в почти нарцисстическое чувство гордости после того,
как родительский авторитет превратился в часть нашего Эго.
     В  чем,  однако,  эти  рассуждения  помогают  понять  интересующий  нас
процесс, а именно  - рост уверенности в  себе, который сопровождает прогресс
духовности?   На   первый  взгляд,   обстоятельства   уж   очень   различны.
Представляется,  что прогресс духовности  не  сопровождается  ни подавлением
инстинктов, ни появлением того  авторитета  или  Высшего стандарта,  во  имя
которого   приносится  жертва.  Впрочем,  сразу  же  очевидно,  что   второе
утверждение является попросту поверхностным. Роль авторитета,  ради которого
предпринимается болезненное усилие, в нашем случае играет великий человек, а
поскольку  это происходит потому, что  он является  суррогатом  отца, нас не
должно  удивлять,   что  массовая  психология   отводит  ему   роль  некоего
"коллективного  Супер-Эго".  Это верно  и  для  Моисея  в  его  отношении  к
еврейскому   народу.   Но   по   другим   пунктам   аналогия   действительно
обнаруживается не сразу. В самом деле,  прогресс духовности означает, прежде
всего, что так называемые  высшие  интеллектуальные процессы  ставятся  выше
непосредственных  ощущений.  Примером  тому является решение,  что отцовство
важнее  материнства,  хотя  первое  не может быть подтверждено ощущениями, в
отличие от  второго.  Другим примером  является  утверждение: наш Бог  самый
великий  и могучий, потому  что  он  невидим,  как  душа.  Но все это весьма
отличается  от   подавления   сексуальных  или   агрессивных   инстинктивных
потребностей. Во многих случаях прогресса духовности  - например, в процессе
становления отцовского права -  мы  даже  не  можем  указать  тот авторитет,
который  устанавливает  новую  шкалу  ценностей.  Им  не  может  быть  Отец,
поскольку  он  сам  становится  таким авторитетом  лишь в результате  такого
процесса.  Короче,  мы  сталкиваемся  с  ситуацией,  когда в  ходе  развития
человечества мир  чувств  постепенно подчиняется духовному  миру, и  человек
Hosted by uCoz